Разумеется, говорили они и о Джейбе. После тускенской резни Эннилин не спускала с сына глаз. Парень не отбился от рук, но по какой-то причине хотел, чтобы матери так казалось. Похоже, Бен разделял ее беспокойство.
— Когда люди хотят подать тебе знак, важно уметь его прочесть, — заметил он.
Но больше всего они говорили о ней самой. О ее детстве и любимых животных. Об отце и разорившемся ранчо. О ее мечтах учиться и о том, как с ними пришлось попрощаться. Ну и конечно, о том, что занимало огромную часть ее мира — помимо тускенских разбойников, странных выходок Оррина и даже воспитания детей.
О Даннаровом наделе.
Бен не воспринимал всерьез ее жалоб.
— Я знаю, как ты любишь свой магазин. Видел собственными глазами. Тебе нравится быть хозяйкой такого места, быть центром, который все объединяет.
Эннилин засмеялась:
— Хочешь, уступлю работенку? Милости прошу.
— О нет, — откликнулся Бен, отламывая ложечкой кусочек десерта. — Я никогда не годился для большой политики. — Он съел еще кусочек. — Да и для маленькой тоже.
Собеседница улыбнулась.
— Или взять вечеринки, — продолжил он. — Для меня это всегда крупные неконтролируемые эксперименты в области социальной динамики. Это словно проверять на прочность отношения сразу со всеми, кто тебя окружает.
— В твоих пустошах проходит много вечеринок?
— Да, нам с эопи очень весело. Скоро еще один прибавится.
— И еще разные любители подслушивать, — добавила Эннилин. — Знаешь, на мой взгляд, ты не создан для жизни отшельника.
Бен удержался от смеха, поскольку рот у него был набит пирожным.
— Вообще-то, мы говорили о тебе!
— Точно. Ну, жизнь в магазине совсем не похожа на праздник. — Она взглянула на потертый навес над головой и машинально сжала кулаки. «Ладно. Если и впрямь хочешь знать — слушай».
— Продолжай.
— Понимаешь, Надел — это место, куда приходят все, — начала она. — Чтобы пообщаться, сбежать от суеты. Все в оазисе воспринимают его именно так. Все. Они появляются в магазине еще до восхода второго солнца и больше не уходят.
— Действительно, некоторых можно принять за жильцов.
— Некоторых? — Руки Эннилин задрожали, отчего даже посуда на столе слегка зазвенела. — Даннар шутил, что Надел во время наплыва посетителей становится десятым по величине городом на Татуине. Думаю, это недалеко от истины. — Она окинула взглядом свою пустую тарелку. — Меня едва хватает на собственную семью, но при этом я кормлю и одеваю всю эту огромную братию!
Переведя дух, она посмотрела на собеседника. Он участливо слушал, но Эннилин все равно смутилась.
— Прости, — сказала она. — Наверное, у тебя уже уши вянут.
В спокойном голосе Бена чувствовался изрядный запас стоицизма.
— Жизнь, которая кажется незначительной снаружи, может быть бесконечной внутри. Даже находясь в самой глуши, человек может заботиться о сотнях других. Или вообще обо всей Галактике.
Эннилин смотрела на него пораженно:
— Да кто же ты?
— «Чокнутый Бен», как твой сын меня величает, — улыбнулся он. — Вообще, звучит не так уж…
Он внезапно замолк. Эннилин проследила за его взглядом и на противоположной стороне улицы заметила человека в черной военной форме и фуражке рядом с фигурой, полностью облаченной в белую броню. Новая экипировка для космических перелетов?
— Что это? — спросила она.
Кеноби вжался в спинку кресла, отодвигаясь как можно дальше от перил.
— Я не уверен. — Его голос прозвучал еще тише. Он снова взглянул на улицу краешком глаза. — Похоже на клона. Я… видел их на голографиях. — Он еще секунду изучал фигуру и наконец отвел взгляд. — Но доспехи немного отличаются.
Эннилин наблюдала за странной парой. На нее они не смотрели, впрочем, как и на праздную толпу вокруг. Они изучали постройку, перед которой стояли.
— В этом костюме на такой-то жаре можно свариться, — подметила она. — Зачем они здесь?
— Не знаю, — ответил Бен. Он склонился над тарелкой, собирая остатки пирожного. — Э-э… что они делают?
Заметив в руках мужчины в фуражке планшет, Эннилин сразу поняла, чем они заняты.
— Проводят инвентаризацию, — объяснила она. — Раньше здесь был Республиканский центр содействия путешественникам. Уж не знаю, что здесь теперь, учитывая, что творится в последнее время.
— А что творится? — спросил Бен.
— Ты наверняка знаешь об этом больше. Я никогда не покидала планету, — ответила она. — Но если они представляют новые власти, то, наверное, выясняют, какая собственность им теперь принадлежит.
— Мм, — отозвался Бен. Его настроение переменилось, и он с беспокойством огляделся.
Эннилин взглянула на хронометр:
— Думаю, нам уже пора спуститься вниз и поискать детей.
— А знаешь, наверное, мы можем немного задержаться. — Бен потянулся и погладил живот. — Ни к чему так сразу рваться на улицу.
Немного удивившись, его спутница кивнула:
— Ладно. Можем еще поболтать.
— Это странно, но похоже, я немного простыл. — Бен потер кадык. — Надеюсь, я не разболеюсь. — Он снова накинул капюшон и еще глубже забился в кресло.
Эннилин покачала головой. «Ускользающий Бен Кеноби» вернулся.
В другой части города Маллен подал сигнал со своего поста возле круглого здания.
— Пока ничего, — ответила по комлинку Вика.
Оррин, ждавший на пассажирском сиденье лендспидера, покачал головой:
— Они сказали, восемьдесят седьмой ангар.
Третий раз за минуту он проверил бластер в кобуре. Ему было спокойнее оттого, что оружие на месте.
Вторая встреча Оррина в Мос-Айсли отнюдь не должна была пройти в ангаре. Встречу назначил он сам, но другая сторона постаралась сделать все, чтобы он чувствовал себя не в своей тарелке. Фермер считал, что беспокоиться не о чем: все шло по плану. Но ему все равно хотелось, чтобы Маллен и Вика были поблизости и следили за обстановкой. У его детей хватало недостатков, но в одном он был уверен: если дело дойдет до перестрелки, на них можно положиться.
Он практически не сомневался, что не дойдет. Однако снова похлопал по рукояти бластера.
— Он тебе не понадобится, — проскрипел голос за спиной.
Обернувшись, Оррин узрел Боджо Бупу, который развалился на заднем сиденье USV-5, целя в фермера из бластера. Оррин не слышал, как госсам забрался в машину. С ним появились двое гаморреанцев, которые заняли позиции по обеим сторонам лендспидера, предварительно пропустив внутрь еще одного типа, которого Голт видел впервые.