Тем не менее да, это он.
Невыносимо тяжело стоять в полной беспомощности и смотреть на отца...
Они очень редко виделись за последние пятнадцать лет, причем всегда по папиной инициативе. В одном из первых детских воспоминаний пятилетний Джек в бейсбольной перчатке размерами вполовину меньше его самого ловит мяч, которым они по кругу перебрасываются с отцом, сестрой Кейт, братом Томом. Папа с Кейт ему постоянно подыгрывали, Томми всегда заставлял промахнуться.
В твердой взрослой памяти хранится худощавый спокойный мужчина, редко повышавший голос — но когда повышал, его слушали; редко поднимавший руку — но когда поднимал, единственный быстрый шлепок по заднице давал понять ошибку. Он работал бухгалтером в фирме «Артур Андерсон», потом — за десятки лет до финансового скандала — перешел в «Прайс уотерхаус», где служил до выхода на пенсию.
Никогда не выставлялся, не лез в общество, никогда не имел роскошного автомобиля — предпочитал «шевроле», — никогда не покидал дом на западе Джерси, который они с мамой купили в середине пятидесятых. Типичный представитель среднего класса с доходами среднего класса, с моралью среднего класса. Он не менял ход истории, кончины его не заметит и не оплачет никто, кроме живущих членов семьи и неуклонно сужающегося круга старых друзей. И все-таки папа из тех людей, которых, по словам Джоэла Маккри
[14]
в «Броске в горы», всегда можно спокойно впустить к себе в дом.
Джек подошел к койке слева, с другой стороны от капельницы, подтащил стул, сел, взял отца за руку, слушая ровное медленное дыхание. Надо сказать что-нибудь, только что — неизвестно. Говорят, люди в коме слышат, что происходит вокруг. Не особенно верится, но не вредно попробовать.
— Эй, пап... Это я, Джек. Если ты меня слышишь, сожми руку или пальцем пошевели...
Отец вдруг вымолвил что-то похожее на «блуд». Джек опешил:
— Папа, что ты сказал? Что?
Краешком глаза заметил, как что-то мелькнуло, оглянулся на плотную молодую женщину в белом, которая вошла в палату с пюпитром-дощечкой в руках. Приземистая фигура, кожа цвета кофе с молоком, короткие темные волосы, на шее стетоскоп.
— Вы родственник? — спросила она.
— Сын. Вы сестра?
Женщина коротко — слишком коротко — улыбнулась:
— Нет, я его лечащий врач. Доктор Хуэрта, — протянула она руку. — Была дежурным невропатологом прошлой ночью, когда вашего отца доставила «скорая».
Он пожал ей руку, представился:
— Джек. Зовите меня просто Джек, — и кивнул на отца. — Он только что заговорил!
— Правда? И что сказал?
— По-моему, похоже на «блуд».
— Понимаете, что это значит?
— Нет.
Может, услышал мой голос и хотел сказать блудный сын.
— Бессмысленная речь... обычна в его состоянии.
Джек несколько секунд разглядывал доктора Хуэрту. Как она в свои годы успела закончить медицинский институт, тем более стать специалистом?
— А в каком он состоянии? Как его дела?
— Не так хорошо, как хотелось бы. Кома — семь баллов.
— Из десяти?
— Нет, — покачала она головой. — Мы здесь пользуемся индексом Глазго. Хуже всего три балла — глубокая кома. Оптимально — пятнадцать. Оцениваем по глазным, речевым, двигательным импульсам. Глазной балл у вашего отца единица — они постоянно закрыты; речевой — два, то есть он время от времени произносит какие-то звуки, как вы только что слышали.
— Получается всего три, — подсчитал Джек.
Звучит довольно погано.
— Моторные реакции оцениваются в четыре балла. Он реагирует на болевые стимулы.
— На какие болевые стимулы? Не хотелось бы найти на подошвах следы от горящих окурков!
Доктор Хуэрта вытаращила глаза:
— Боже сохрани! Неужели вы думаете...
— Простите, простите. — Успокойтесь, леди, ради всего святого. — Шучу.
— Я надеюсь, — сказала она с негодующим взглядом. — Для проверки моторных рефлексов мы пользуемся специальной иглой. Четыре балла плюс три дают семь. Не совсем хорошо, но могло быть и хуже. — Она бросила взгляд на планшет. — Рефлексы не нарушены, жизненные показатели и анализы хорошие. Ультразвуковое исследование мозга не показывает ни инсульта, ни внутреннего кровотечения, в ПП крови нет.
— Что такое ПП?
— Позвоночная пункция. Спинно-мозговая жидкость.
— Хорошо, что нет крови?
Доктор Хуэрта кивнула:
— Нет признаков внутричерепного кровотечения. Впрочем, сердце на пределе.
— Да? — встрепенулся Джек. — Сердце? У него всегда было хорошее сердце.
— Прошлой ночью началась фибрилляция — хаотичное нерегулярное сердцебиение, — нынче утром повторилась. Я вызвала кардиолога для консультации, доктор Рестон его осмотрел. В обоих случаях у вашего отца спонтанно восстановился нормальный ритм, но все это указывает на определенную степень сердечной недостаточности.
— Опасна эта самая фибрилляция?
— Основная опасность в том, что в левом желудочке может образоваться тромб, попасть в мозг и вызвать инсульт.
— Замечательно, — вздохнул Джек. — Как будто комы мало.
— Доктор Рестон для профилактики прописал разжижающие кровь препараты. Расскажите, пожалуйста, чем он болел. Я работаю в потемках, ничего о нем не зная, кроме адреса и даты рождения из водительских прав. Лечился ли он от каких-нибудь заболеваний, включая сердечные? Какие принимал лекарства?
— Кажется, как-то упоминал, что ежедневно пьет аспирин, а больше...
— Проходил здесь обследование у какого-нибудь врача?
Джек смутился, ничего не зная о жизни отца ни здесь, ни до переезда из Джерси. Знал, где он поселился, но никогда у него не бывал. По правде сказать, пребывал в полном неведении, особенно о здоровье.
И вот теперь явился без приглашения.
Как бы это сказать...
— Он не часто рассказывал о собственном здоровье.
— Редкий случай, — улыбнулась доктор Хуэрта. — Люди в его возрасте только об этом и говорят.
— Он поправится?
— К сожалению, не могу сказать. Если сердечный ритм стабилизируется, думаю, выкарабкается без особых необратимых потерь. О наезде не вспомнит, однако...
— О наезде? — переспросил Джек. — Как это случилось?
— Не имею понятия, — пожала она плечами. — Знаю только, что его доставили в бессознательном состоянии с травмой головы. Спросите в полиции.
