– Ничего, Борька, еще пару дней – и даст бог, доберемся до папенькиного царства-государства! – Я похлопала верного друга по загривку. Единственное, что есть сейчас у нас – это надежда и вера, что все будет хорошо! – А пока двигай во-он к тем стогам, что на пригорке стоят.
Борька снова вздохнул, но уже не так печально, и прибавил шагу.
Подозрительное дымное марево накатило внезапно, заставив меня закашляться, а едва мы поравнялись со стогами, к дымной горечи добавился сладковатый запах свежего жаркого. Вот только желудок, вместо того чтобы издать голодный вопль, подпрыгнул к горлу, заставляя меня давиться тошнотой.
– Что там горит? – Я прищурилась, вглядываясь в дымную завесу. Постепенно она становилась все гуще и гуще, скрывая за собой все… ну, или почти все, что осталось от построек после случившегося здесь пожара. – Мне кажется, местность какая-то знакомая… – Старательно повертев головой, я подметила привычные очертания колодцев, прятавшихся за стогами, не тронутыми огнем.
– Насколько я могу быть уверенным… – Афанасий, или Афон (когда-то он был Змеем Подгорным, превращенным в чудище Пепельным, но после нашей встречи с ним и произошедших с Афоном перемен язык не поворачивался обзывать его пресмыкающимся), тоже внимательно огляделся и указал на колодцы. – Я знаю только три деревни, которые всегда славились чистой родниковой водой. И при въезде в них путники могли отведать этот нектар богов.
– Да. Я поняла, что ты хочешь сказать. Это пожарище и есть деревня Колодцы. Вопрос – какие? Большие, Средние или?..
– Если судить по небольшому количеству как колодцев, так и домов – это Малые Колодцы. Были… Что скажешь?
Хм…
Я помолчала, разглядывая остовы домов.
– Если бы я оказалась тут несколько дней назад, то, совершенно не смущаясь, свалила бы всю ответственность за произошедшее на Пепельного, а сейчас… Даже и не знаю, что можно предположить. А если наведаться в деревню? Все равно кто-нибудь да выжил. Вот и узнаем, что произошло…
– Не возражаю… – Афанасий шустро спрыгнул с жеребца, тут же ойкнул, подержался за спину и смачно потянулся. После разминки взялся за поводья, готовый вести нас с Борькой к пепелищу, как вдруг жеребец заупрямился, уперся передними ногами в кочку и отчаянно замотал головой, не забывая ритмично притопывать задними копытами.
– Опять коняшка-морзяшка? – Я подозрительно нахмурилась, наблюдая за Борькиным танцем, но… Все же этот странный язык лошадиных «жестов» был лучше, чем полная неспособность к общению нашего друга, а по совместительству средства передвижения.
Афанасий помолчал, не сводя глаз с приплясывающего коняги. И забормотал:
– Какого лешего мы поперлись на это пожарище? Может, решили у халявного костра погреться? Или грабежом заняться? Да что тут говорить, совсем без Ника распоясались! Особенно некоторые!
– Афон, тебе плохо? Дыма надышался? – сочувственно поинтересовалась я, про запас держа мысль о том, что он всего лишь переводит на человеческий язык Борькины пляски. Его ответ не заставил себя ждать и подтвердил догадку.
– Мне-то хорошо. Просто озвучиваю мысли нашего друга. – Афанасий дождался, когда жеребец наконец-то успокоится, и грустно улыбнулся. – Хотя мне нравилось куда больше, когда ему не требовался перевод! Все вспоминаю, как он мне о пользе вегетарианства вещал, когда я его у своей пещеры примотанным к дереву обнаружил. Эх…
Борька решил поддержать воспоминания и снова начал притопывать, но я решительно прервала их ностальгический диалог:
– Значит так! Переведи этому ущербному, что его дело копытами передвигать и желательно в ту сторону, в какую велят! А не нравится – завсегда можем Пепельного вызвать, чтобы он его тоже в тартарары забрал!
Афанасий с готовностью открыл рот, чтобы повторить мои слова жеребцу, но, поняв бессмысленность действия, только виновато развел руками. Борька обиженно фыркнул и, гордо подняв голову, направился в сторону пожарища, всем видом показывая, что он думает о моем ответе и вообще о таких, как я.
Я встретилась с укоризненным взглядом Афона и, ничего не ответив, зашагала вслед за Борькой.
Что ж, так проще. Не готова я сейчас слышать о Нике. Ни-че-го! Хотя… интересно, а его вправду зовут Никита Заречный? Тогда почему его называют Феникс? Для красного словца? Или… Да какая теперь разница! Еще неизвестно, найдем ли мы муженька моего…
Хотя Афанасий сказал, что найдем…
– Что же тут такое произошло? – Афон остановился и, прислонив ладонь козырьком ко лбу, внимательно огляделся. Впрочем, искать ответы среди этих дымящихся, обугленных и порушенных лачуг было бессмысленно. В глазах потемнело, острая боль скрутила живот и… Не знаю, что в ту минуту со мной произошло, но пока длился приступ, я будто ощутила страдания и ужас погибающих, услышала предсмертный вой обреченных.
И словно очнулась. Осмотрелась и, избегая взгляда Афона, как можно равнодушнее произнесла:
– Пожар здесь случился! Что же еще? Смотри… – Я хотела указать на уцелевшее капище, куполами устремившееся в небо, и предложить поискать там выживших, но меня снова скрутила боль. Да еще какая! Охнув, я рухнула на колени, пытаясь обуздать вышедшее из повиновения тело. Теперь я знаю, что чувствует несчастный, который вместо воды вдруг решил глотнуть расплавленного свинца!
– Василиса?! – Ко мне подскочил Афанасий, и даже Борька, жевавший в отдалении траву с темно-серым налетом пепла, почуял неладное и в два прыжка преодолел разделяющее нас расстояние.
– Иго-го?!
Надо что-то сказать! Надо успокоить друзей!
Едва сдержав стон, я попыталась выдавить из себя внятное объяснение, раскрыла рот, да так и замерла, разглядывая необычное видение, полностью заслонившее собой картину пожарища. Я четко увидела еще дымящиеся руины дома, рядом с покривившейся на один бок яблоней, на удивление совершенно не пострадавшей от огненной стихии. Более того, моя фантазия до того разгулялась, что мне показалось, будто я могу видеть сквозь стены. Что я вижу подвал, а в подвале спрятавшегося за бочкой с квашеной капустой мальчугана лет семи.
– Василек?! – Афанасий сжал мои плечи. – Что с тобой?!
Боль, вместе с туманом видения, неохотно рассеялась, и я поняла, что смотрю в сочувствующе выпученные глаза Афона. Даже став человеком, он все равно неуловимо напоминал свою вторую ипостась.
– Никогда не называй меня так! – не то простонала, не то прокряхтела я, пытаясь выбраться из кольца его рук.
– Ах, да-да! – спохватился он, но руки не убрал, а поднял меня на ноги. И только убедившись, что я стою и падать не собираюсь, отстранился, но встал так, чтобы можно было меня в любой момент подхватить. – Кажется, тебе не нравится, когда тебя так называют?
– Не нравится… – Я постояла, разглядывая пожарище, и, следуя какому-то наитию, свернула в ближайший проулок, уходивший между пепелищ в дымное облако. Не знаю, что за видение меня посетило, но чую – не зря! Ну не зря меня так скукожило! А вдруг здесь и вправду найдется похожий дом, где в подвале прячется живой малыш?
