Перед отъездом прошу, чтобы мне разрешили повидаться с Франсуа. Один из врачей против. Но я нахожу в себе силы заявить, что иначе никуда не поеду. Кто-то идет за ним. Когда он появляется, меня настигает новый шок. Ноги подкашиваются, я падаю. При виде Франсуа я вспоминаю о его измене. Сейчас это еще мучительнее, чем накануне. Все ускоряется: решение о госпитализации принято моментально.
Я не могу встать. Два офицера службы безопасности поднимают меня и ведут, поддерживая под руки. Лестница кажется нескончаемой. Брижит идет следом с моей сумкой, красивой сумкой для официальных поездок, которую команда, работающая со мной в Елисейском дворце, подарила мне на день рождения. Но сейчас я далека от блеска парадных приемов. Первая леди похожа на смятую тряпичную куклу, не способную ни стоять на ногах, ни идти. Брижит садится вместе со мной в машину. Всю дорогу я молчу. Не могу говорить.
В больнице меня сразу обследуют, и я почти мгновенно оказываюсь в палате. Боже, какой кошмар привел меня сюда, на больничную койку, в казенной ночной рубашке, под капельницу? Погружаюсь в глубокий сон. Сколько же я проспала — сутки, двое? Не знаю, я утратила всякое представление о времени. Проснувшись, я первым делом, чисто рефлекторным движением стала нашаривать свои мобильники. Но их нет. Врач объясняет: телефоны убрали, «чтобы оградить меня от внешнего мира». Я требую вернуть их, угрожая, что иначе уйду из больницы. Видя мою непреклонную решимость, врачи решают отдать мне мобильники.
Вижу, как в палату входит одетый в голубой халат офицер службы безопасности, который охраняет меня с момента избрания Франсуа президентом. Стараясь не бросаться в глаза, он под видом санитара приткнулся на стуле у самой двери. Ему поручено следить за посещениями и пропускать лишь тех, кому разрешено со мной видеться. Таких очень немного. Я еще не знаю, что здесь все под контролем. Но не под моим. Мои личные дела считаются государственными. Я теперь всего лишь фигурант досье.
Подтверждаю одному из журналистов информацию о том, что меня госпитализировали. Чувствую, что там, в Елисейском дворце, что-то затевают. И мое предчувствие оправдывается. Как только эта новость стала известна, «они» решили заставить меня покинуть больницу. Первая леди страны в больнице — не очень-то лестно для имиджа президента. Впрочем, в этой истории вообще мало хорошего для его имиджа. Особенно его фотография в мотоциклетном шлеме, когда он выходил от Жюли Гайе. На сей раз я держусь стойко и заявляю врачу, что намерена остаться здесь еще на несколько дней. Да и куда мне идти? Вернуться на улицу Коши, в квартиру, которую Франсуа нашел семь лет назад, когда мы решили жить вместе, и которую я теперь не знаю, как и назвать — к себе, к нам? Я перенесла такой шок, что не держусь на ногах, а давление у меня упало до шестидесяти. В один из дней оно опустилось так, что тонометр вообще ничего не показал.
Врачи поговаривают о том, чтобы перевести меня в психиатрическую клинику. Мои воспоминания о том времени расплывчаты. Я только помню, как медсестры регулярно приходили мерить мне давление, даже по ночам, для чего им приходилось меня будить. Плохо помню всех визитеров, кроме, разумеется, моих сыновей, которые ежедневно приносили мне цветы и конфеты, и матери, в панике примчавшейся из провинции. Ну и конечно, мой лучший друг Франсуа Баши навещал меня каждый день. Что касается Брижит, то она служила посредницей между мной и Елисейским дворцом. Потом она признàется мне, что была потрясена бесчеловечным отношением, с которым столкнулась там. Глухая стена.
Я в больнице уже пятый день, а Франсуа так и не навестил меня. Хотя ежедневно шлет эсэмэски, довольно-таки лаконичные. Выяснилось, что врачи запретили ему приезжать. Мне непонятно это решение — мало того, что оно оскорбительно для меня, оно грозит ему катастрофой в политическом плане. После бурного объяснения врач принимает мои аргументы и отменяет свой запрет, разрешив десятиминутное свидание. Оно продолжается больше часа.
Но и тут память подводит меня. Разговор прошел мирно. Да и как могло быть иначе при астрономических дозах транквилизаторов, которыми меня здесь пичкают? Профессор Жуван заглядывал в палату каждые десять минут, желая убедиться, что все идет хорошо, и исчезал. Позже он расскажет одному из своих друзей, что мы выглядели как пара влюбленных, встретившихся после разлуки.
Ясно помню только одно: как я заявила Франсуа, что поеду с ним в Тюль на традиционную церемонию. Поездка была запланирована на эту неделю. За много лет я ни разу ее не пропустила, ведь Франсуа — избранник этого города
[3]
. Я сопровождала его в Тюль на такие встречи и до того, как он стал президентом. Это стало ритуалом и для нас, и для местных жителей. Таким же важным, как день выборов. Сколько раз мы с ним вместе объезжали избирательные штабы! Сколько раз сиживали в погребке в Лагенне, попивая отличное вино Роже и лакомясь его блинчиками с паштетом!
Ответ, разумеется, отрицательный. Сначала он пытался обосновать отказ моим состоянием, затем просто отрезал: это невозможно с политической точки зрения. Все ясно: я ему там не нужна. Тогда как сама я готова перенести любые взгляды окружающих, и просто любопытные, и злорадные.
Через три месяца после выхода из больницы, 24 марта, в день первого тура муниципальных выборов 2014 года, я проснусь в слезах. Не быть рядом с ним в такой день! Эти выборы разбудят во мне счастливые воспоминания о том, как мы делили с ним волнение в такие моменты или как вместе радовались встречам с друзьями во время «летних университетов» Социалистической партии в Ла-Рошели.
В течение двадцати лет я посещала вместе с ним все главные политические мероприятия. Сначала как журналистка, затем как его подруга. Мы прошли вдвоем все основные этапы его политической карьеры. Пережили их во всей полноте. И с каждым годом становились ближе друг другу, вплоть до того дня, когда началась эта история, когда все рухнуло.
Теперь этому конец. Он не желает видеть меня там.
Я настаиваю:
— Я поеду на своей машине.
Сколько раз я ездила по этой дороге, одна за рулем, и днем и ночью! Тогда я была способна вести машину пять часов кряду, ради короткого момента близости, украденного у его работы, с тем чтобы потом снова мчаться назад по той же трассе А19. Опьяняющие мгновения, какие может подарить только безумная любовь.
На следующий день, прикованная к постели усталостью, я с трудом сознавала, что со мной происходит. Еще через день — когда я собиралась ехать в Тюль — мне становится еще хуже. Я не могу даже встать. Стоит мне ступить на пол, как я падаю. Сегодня со мной должна обедать Валери, супруга министра труда. Ей приносят сэндвич, мне — надоевший больничный поднос. Я с трудом удерживаю вилку и еще хуже поддерживаю разговор. Борюсь с подступающей сонливостью: мне не хочется испортить нашу встречу. Но все напрасно. Я сдаюсь. Она уходит, я засыпаю.
