— Тряхнем стариной, а, Георгий? — Глаза у Че загорелись.
— А ты уверен? — Пекинес с сомнением оглядел небольшое помещеньице, где они сидели.
— Так вполсилы!
— Ну хорошо, помогите мне, Крапива, пожалуйста.
Торговка склонилась над песиком, застегивая на нем сбрую, Че накинул зеленый бархатный плащ. Маргарита, наблюдая за приготовлениями друзей, взглянула мельком на светящийся экран и оторопела. Поверх привычной уже картины — спины Афелии перед монитором — легли вдруг две огромные тени: горделиво подняв голову, сидел на задних лапах лев с роскошной гривой. Рядом пробовал размах крыльев грациозный дракон, украшенный короной в форме цветка чертополоха.
ГЛАВА 42
Представление начинается! Парад миражей
День премьеры спектакля наступил. В небе громоздились сизые тучи, свистел ветер. И город, казалось, был наэлектризован скрытым напряжением, совсем не похожим на то, с каким чуть больше недели назад здесь ждали первого снега. За три квартала от театра слышалось гулкое уханье барабанов. Курильницы стояли уже прямо на входе в храм Мельпомены{38}. Разноцветные клубы дыма густо заволокли скверик перед театром, где в предвкушении представления собралась небольшая компания молодежи. На курточках у некоторых во всю спину красовались логотипы «А-фелии Blum». Собравшиеся лениво пританцовывали, повторяя нехитрые движения — руки вверх, вниз, вправо, влево. Подростки не подхихикивали, не строили друг другу рож. И что-то сильно настораживало в выражении их глаз. Собственно, никакого выражения уже и не было: там, где полагалось находиться радужке и зрачку, тускло вспыхивали желто-зеленые протуберанцы.
Около шести часов вечера по фасаду театра зажглись огни, и его двери распахнулись. Фойе наполняли светом две огромных лампы в форме метелок афелиума. Одна золотая, другая — ядовито-зеленая. Хитро установленная система зеркал порождала иллюзию, будто каждый вошедший попадал в чудесный афелиумный сад. Золоченые горшочки с живыми «крысиными хвостиками» стояли на полу, где их мог взять любой желающий. Слышалось далекое журчание фонтана и весеннее щебетание птиц. Даже не верилось, что за стенами промозглый ноябрь.
Мужчины поправляли галстуки и пиджаки, женщины — прически, в сладком оцепенении глядя в зеркала. Люди словно не замечали, что, как только зеркальная поверхность отражала их глаза, там немедленно пробегали желто-зеленые сполохи.
Зал театра тоже преобразился. Больше всего он напоминал святилище неизвестного истории храма. Даже кресла для зрителей тускло поблескивали, точно обтянутые рыбьей чешуей. Каждое, как в самолете, было оснащено откидным столиком, на котором победно топорщилась метелка афелиума. На сцене, венчая собой срезанную вершину стеклянной пирамиды, полководцем сиял Главный цветок. Он будто озирал свое воинство с высоты, и его султанчик исходил колючим светом, напоминающим газосварку. Искры щедро летели вниз — на пустующие пока троны, установленные в ряд у подножия. Глухое уханье барабанов, казалось, шло из-под земли, и жидким огнем переливалась перевернутая пентаграмма на стеклянной поверхности пирамиды. А под потолком, источая свечение, плавали золотистые облачка пыльцы. Присмиревшая публика не спеша входила в зал, удивленно оглядываясь по сторонам и пытаясь справиться с головокружением. Гул барабанов нарастал. К тому моменту, когда свет погас, а по углам зала взметнулись вверх фонтаны-фейерверки, и густо повалил пахучий дым, уже казалось, что весь театр — утроба одного огромного барабана, и звук идет отовсюду, проникая в тело каждого зрителя даже через пятки. Многих охватило чувство, которое возникает, когда самолет идет на взлет. Земля уже далеко, а небо еще «понарошку», как-то совсем наискосок в иллюминаторе, тебя лихорадит, и что-то вот-вот случится…
Между тем искры от фейерверков потекли к сцене, свились на ней в тугие смерчи, затем начали распадаться, складываясь в витиеватые узоры, из которых постепенно вырисовывались кружащиеся фигуры. Главный Афелиум гордо расправлял листья в потоке направленного на него света. Звук барабанов стал еле слышным, но не пропал совсем.
«Король цветов! — услышали зрители низкий голос с механическими нотками. — Перед вами Король цветов, который исполнит заветное желание каждого, кто сегодня пришел сюда!»
Запах дыма и движение фигур на сцене кружили головы, пространство зала то и дело озаряли цветные вспышки. Кутерьмы добавили одиночные огоньки, снующие в разных направлениях.
Постепенно, однако, светящийся рисунок приобрел определенный ритм, он завораживал, и люди в зале начали медленно вставать со своих мест, тихонько раскачиваясь, держа перед собой обеими руками горшки с ростками афелиума, метелки которых искрились, как бенгальские огни. Ощущение времени и реальности уплывало, взамен — волна за волной — накатывало на собравшихся необъяснимое блаженство.
«Пусть каждый представит мысленно свою мечту — Король цветов воплотит ее в реальность!» — заклинал голос. Клубы дыма совсем скрыли пирамиду, и казалось, что Афелиум парит в цветных струях без всякой опоры. А облачка пыльцы спустились вниз и зависли как нимбы над головами зрителей, глаза которых уже светились дурным желто-зеленым светом. Жуткое получилось зрелище: казалось, стая инопланетян собралась для совершения таинственного обряда.
Афелия и де Сюр наблюдали за происходящим из комнаты осветителей. Мадам казалась вполне бодрой, а вот режиссер-постановщик едва держался на ногах. Глаза его лихорадочно блестели, под ними залегли глубокие тени.
— Хорошо забацал, — первый раз со дня знакомства вдруг похвалила подельника Блюм. — Цветок парит над всем! Так и надо! Сейчас дым и барабаны введут зрителей в транс, а остальное сделают наши светящиеся огоньки. Пыльца, как порождение Росянки, умеет воплощать мыслеформы. Облачка сканируют каждого человека в зале, через минуту на сцену выплывут миражи фантазий, извлеченные из голов почтеннейшей публики. Народ на кастингах я подобрала правильный, с мечтами самыми простыми, которые легко поддаются трансформации. Направить их мысли в нужную нам сторону не составит труда. А вот когда они скажут «Да!» все хором — ты и отправишь артистов на тот свет.
Тут зал совсем потонул в клубах разноцветного дыма, и, создавая атмосферу нервного мелькания, заработало сразу несколько фонарей-стробоскопов. Короткие вспышки света вырывали на мгновение у темноты проплывающие по сцене миражи, которые складывались в картину, мягко говоря, странноватую: не то страшный сон паралитика, не то порезанный сумасшедшим редактором рекламный ролик.
Счастливые семьи по-овечьи теснились на фоне дворцов-коттеджей, свежекупленная мебель и дорогая техника не помещалась внутри комнат, джип размером со слона сменяла курица ростом со взрослую свинью, великан с двойным подбородком плотоядно улыбался и втыкал вилку-вилы в котлету величиной с автомобильную покрышку. Оседлав пылесосы, пронеслась стая домохозяек в неглиже — они преследовали косяк гремящих сковородок и лязгающих крышками кастрюль. Волосы красавиц развевались на искусственном сквозняке. За ними, тоже верхом на пылесосах, мчалась стайка усатых красавцев.
