Те, кто пробовал отказать Джеки, обнаруживали, что первая леди пойдет на все, лишь бы обвести их вокруг пальца. В начале декабря Дэвида Финли делегировали в Капитолий уведомить архитектора Джорджа Стюарта о «желании миссис Кеннеди получить одну из люстр, которые некогда висели в Белом доме, но в 1902 году во время реставрационных работ при Теодоре Рузвельте были проданы». Через месяц Стюарт сообщил Финли, что с этим могут возникнуть трудности, вплоть до требования специального решения конгресса, и добавил: «Конгресс считает, что все три люстры из Белого дома должны остаться в Капитолии, так как связаны с историей конгресса». Джеки терпеть не могла, когда ее поучали, что подходит для Белого дома, а что нет, однако выждала некоторое время, а потом, проведя знаменитую телеэкскурсию по отреставрированному Белому дому и вернувшись из своей поездки в Индию и Пакистан, снова обратилась к вопросу о люстрах и написала на шести страницах письмо единственному человеку, который умел подойти к Капитолию, – вице-президенту Линдону Джонсону. В письме говорилось, что она просила для Белого дома всего-навсего три из сотен люстр Капитолия, но даже такая скромная просьба натыкается на препоны со стороны бюрократов, особенно мистера Стюарта. Не мог бы «дорогой Линдон», славящийся своим легендарным умением убеждать, оказать ей содействие?
От имени Джеки Джонсон обратился к лидеру сенатского большинства Майку Мэнсфилду, однако 8 мая получил в ответ записку с отказом, явно написанную под диктовку упрямого мистера Стюарта, который указывал, что только три люстры действительно попали в Капитолий из Белого дома и что с учетом ряда факторов транспортировать их не рекомендуется. 22 мая Джонсон передал записку Джеки, пообещав обсудить ее содержание, а 5 июня получил от первой леди решительное и даже слегка угрожающее письмо. Она согласна на одну-единственную люстру для Договорной комнаты, но уж ее-то обязательно получит, даже если для этого придется подключить прессу, которой означенная комната будет показана 29 июня и которая, не увидев люстры, будет задавать неудобные вопросы. Она предложила Джонсону уговорить мистера Стюарта одолжить люстру на этот день, а остальное брала на себя. Результатом комбинации лести и завуалированных угроз стало письмо Мэнсфилда Стюарту, датированное 15 июня: «Настоящим Вы уполномочены на время передать в Белый дом хрустальную люстру из коридора главного этажа сенатского крыла Капитолия США…»
Джеймс Биддл, отпрыск знаменитого филадельфийского семейства и помощник хранителя Американского крыла Метрополитен-музея, – еще одна жертва цепкости Джеки. Ей хотелось получить для Семейной столовой старинную орнаментальную вазу из серебра; Биддл отказал, сказав, что вещь слишком ценная. Затем он уехал в отпуск, а по возвращении обнаружил, что вазы нет, только записка от Джеки: «Дорогой Джимми, ваза у меня! Ха-ха!»
Однако персонал обожал Джеки. Джанет Фелтон Купер вспоминала: «Она была фантастически интересной, веселой и непредсказуемой. Невозможно было угадать, что́ миссис Кеннеди выдумает завтра. Но я не припомню никаких неприятных ситуаций. Иногда она устраивала взбучку, если не получала ответа на свои письменные запросы, однако неприятных инцидентов вправду не возникало. Джеки очень оберегала всех нас. Порой приходили разные люди, досаждали нам, а она говорила: “Просто не обращайте внимания на такого-то…” Мы имели доступ в любое помещение Белого дома, и наверху, и внизу, единственное, о чем просила Джеки, – не ходить на второй этаж, если мистер президент отдыхал».
Джеймс Кетчем говорил: «Помнится, как-то раз в 63-м Джеки спросила меня: “Ваши родители бывали в Белом доме? Поднимались на второй этаж?” Я тогда еще подумал: надо же, она не разрешает Этель ходить на второй этаж, зато приглашает мою мать». Уильям Элдер вспоминал, как побывал в Джорджтауне на коктейле у Джанет Окинклосс в отсутствие Джеки: «Она спросила меня, могу ли я провести ее на второй этаж Белого дома, в личные комнаты президентской семьи, она там никогда не была». Кетчему запомнилось и как миссис Окинклосс пришла в офис купить путеводитель, что ему показалось странным. А однажды миссис Кеннеди сказала, что, если придет женщина по имени Этель, мы должны продать ей путеводитель по завышенной цене… Не могу не отметить ее потрясающее чувство юмора, неотъемлемую часть ее “я”, для нас это была сущая благодать. Она умела повернуть любую ситуацию так, что становилось ужасно смешно… И язык у нее был очень яркий…»
Дж. Б. Уэста поражало, с какой легкостью Джеки управляется с огромным домом. Она многому научилась у матери в Мерривуде и Хаммерсмите, а также у хозяев роскошных поместий, где ей доводилось бывать. Джеки знала, как руководить большим штатом слуг – чего от них ждать, как их оценивать, как добиться безупречной работы. Наутро после инаугурации она попросила Уэста собрать всех слуг. В рубашке, бриджах и сапогах для верховой езды, с растрепанными после тренировки волосами, первая леди непринужденно присела на краешек стола, и перед ней шеренгой прошел весь штат: три привратника, экономка Мейбл Уокер, мэтр Чарлз, контролировавший процесс приготовления пищи и обслуживание, четверо дворецких, трое поваров и их помощники (которые, по словам Уэста, «пришли в ужас, увидев первую леди в брюках»), горничные, стюарды. Джеки запомнила все имена. «Это все?» – спросила она. «Есть еще две прачки, пять уборщиков, три сантехника, три маляра, два кладовщика, двенадцать инженеров, семь плотников и восемь садовников», – сообщил Уэст. «И сколько мы на них тратим?» – поинтересовалась Джеки. «Пятьсот тысяч долларов в год, не считая расходов на ваш персонал». Слуг, которых Джеки привезла с собой, включили в платежную ведомость Белого дома. Официально не наняли только Мод Шоу. «И запомните вот что, – сказала Джеки Уэсту. – Работать надо так, как если бы вы управляли домом самого шикарного президента из всех, что когда-либо избирались! Но денег у нас отнюдь не столько, как пишут в газетах!»
Первой жертвой нового режима стала экономка, которая после первой встречи с новой хозяйкой проворчала: «Как она вообще могла что-то видеть, когда ей волосы лицо закрывают?!» Джеки имела привычку оставлять Уэсту записки по поводу прислуги. И не раз писала: «Будьте добры, пусть кто-нибудь расшевелит мисс Уокер». Она решила, что мисс Уокер нужно заменить на Энни Линкольн, а мисс Уокер отправить на склад провести инвентаризацию. Джеки любила окружать себя знакомыми женщинами, которые инстинктивно чувствовали, чего именно она хочет. Об Энн Линкольн она сказала: «Она знает, как расставить сигаретницы по моему вкусу, и вообще знает, каким должен быть дом…»
Большие перемены произошли и на кухне. Джеки наняла французского шеф-повара Рене Вердона и его помощника Джулиуса Спессо́, а потом решила, что Спессо, специалист по ледяным фигурам, которые Джеки не жаловала в качестве декора для стола, должен уступить место кондитеру Фердинанду Лува.
Президент, который всегда опасался реакции прессы и общественности, занервничал, услышав об увольнениях персонала. «Вы не боитесь, что Джулиус что-нибудь напишет?» – спросил он у Уэста. Через несколько дней Джеки позвонила Уэсту и сообщила, что поверенный Кеннеди Джеймс Макинерни (он улаживал их частные дела и ситуации вроде скандала с Флоренс Кейтер, хозяйкой дома, где снимала квартиру Памела Турнюр) подготовил документ о неразглашении, который должен подписать обслуживающий персонал Белого дома. Когда Пьер Сэлинджер сообщил о существовании этого документа, поднялся шум. Ему пришлось свалить все на Джеки: «Мы просто сочли, что такой шаг позволит защитить частную жизнь жены президента». Джон, подлинный автор документа, понял, что необходимо найти другого «мальчика для битья», ни его, ни жену втягивать в эту историю нельзя. Он покинул свой кабинет в Западном крыле и в частном порядке наведался к Уэсту, попросив его о помощи: «Мистер Уэст, ситуация с этим документом о неразглашении создает мне массу проблем. Вы не могли бы взять вину на себя? Мы выступим с заявлением, что это была ваша идея. В таком виде все приобретет более официальный характер».
