Сами виноваты, решила она. Никто из нас не строил этот мир, все лениво посиживали или раздумывали о других путях, пока нас толкали на этот. Давно можно было остановиться, пока не пришли к катастрофе. А теперь уже поздно. Возникло фантастическое ощущение, будто некие гигантские силы вновь пришли в равновесие и не знают, что сбросить, чтоб та или другая чаша весов перевесила.
Она справится. Злость поможет. Злость на вредоносную Империю, злость на себя и на общество, которое научило ее решать исключительно семейные проблемы. Сколько женщин попало сейчас в то же самое положение? Сколько из них потерпит поражение?
Салли не проиграет. Способная ученица. Потратила нынче последние марки из оставшихся четырех тысяч, пока дальше не обесценились. Не все сразу. Чуточку тут, чуточку там, без конца возвращаясь в квартиру и пряча покупки в белье. Если кто-то подумает, будто она закупает продукты, наверняка решится на ограбление. Нет, она скупает все, что под руку подвернется, все, что более или менее можно продать, тащит домой, откуда выходит только на работу и по насущной необходимости. Да, Салли выживет и продержится до лучших времен, до возвращения Вена… Как-то верится, что последнее произойдет раньше первого.
А если настанут когда-нибудь лучшие времена, — она решительно стиснула губы, — обязательно надо как-нибудь постараться, чтобы в будущем не случилось ничего подобного. Очень хочется завести полноценную семью, но ребенка растить в таком мире нельзя.
Никогда, мысленно повторяла она. Такого никогда не должно больше быть!
Сидевший неподвижно до окончания съемки Ла Наг поднялся, потянулся:
— Ну вот. Дело сделано.
Он взглянул на Рэдмона Сейерса, который молча выключил видеокамеру. На складе, кроме них, никого не было.
— Что с вами, Рэд?
— Ничего, — буркнул Сейерс, вытаскивая и протягивая ему отснятую катушку. — Просто это, по-моему, бесполезно.
— Почему? — переспросил Ла Наг. — Людям предлагается сделать выбор, поэтому они должны ознакомиться с альтернативными вариантами.
— По-моему, вы должны посмотреть и с другой стороны. Не слишком ли полагаетесь на эти записи? Честно сказать, меня они не впечатляют.
С трудом удерживаясь от язвительного ответа, раздраженный Ла Наг спокойно спросил:
— До сих пор во мне сомневаетесь? Я по уши нахлебался упреков от вас и всех прочих, а когда марка рухнула, вдруг оказался «блистательным гением». Поймите, в конце концов, что я много лет разрабатывал и подготавливал план, потратив на размышления гораздо больше времени, чем вы, Зак, Метеп или члены Совета Пяти. У меня все продумано. Я хорошо знаю, что делаю.
— Не сомневаюсь, — кивнул Сейерс. — Вы не раз это доказывали. Что, впрочем, вовсе не означает, будто вы непогрешимы, не способны принять неверное решение, ошибиться в расчетах, подобно любому из нас… Неужели ничего не приходилось переоценивать задним числом?
— Конечно, приходилось…
— Тогда вот что я вам скажу. Заключительный пункт плана слишком сомнительный, слишком опасный лично для вас, поэтому не следует суеверно надеяться на весьма слабую, по моему профессиональному мнению, убедительность выступления…
— Понимаю вашу озабоченность, — тихо сказал Ла Наг после короткой паузы.
Сейерс пристально в него вгляделся:
— Но ничего менять не намерены.
Собеседник кивнул:
— Я намерен огласить свои заявления. До сих пор они точно оправдывались, так что теперь никто их не проигнорирует. — Он вытащил из кармана жилетки бумажку в пять фунтов и протянул ее Сейерсу. — Смотрите!
— На что? — Тот осмотрел купюру, не найдя ничего примечательного.
— Переверните.
Обратная сторона оказалась пустой.
— Фальшивка! — воскликнул репортер.
— Нет. В таком виде сегодня печатает деньги Монетный двор. Ему не хватает не только бумаги, но и типографской краски. Стыд и позор. Самой мелкой стала купюра в пятьдесят марок. Всего через три месяца после обвала марка почти достигла своей реальной стоимости — стоимости бумаги, на которой она напечатана! Через три месяца! Никто из вас не верил, что это случится так быстро, поэтому я и сейчас не надеюсь ни на чье доверие. — Он взмахнул записанной катушкой. — Но гарантирую — запись сработает!
— А вдруг не сработает?
— Сработает. И положит конец всяким спорам. Только помните, Мора и остальные ничего не должны знать о следующем пункте плана, пока он не осуществится. Особенно Мора!
Сейерс как раз собирался сделать следующее замечание, но ему помешал Брунин, ворвавшийся в боковую дверь.
— Сеф Вулвертон сейчас сообщил, — пропыхтел он, увидев коллег, — что, по сведениям центра связи программы «Персей», несколько минут назад в нашу звездную систему выскочил разведывательный корабль, который направляется к Трону. Вроде буквально следует инструкциям.
Ла Наг молча выругался. Еще бы хоть месяц! Империя к тому времени развалилась бы, никто уже не грозил бы войной с агрессивными инопланетянами… Не вышло. Впрочем, может быть, возвращение разведчика в данный момент даже выгодней. Если лично с ним встретиться в обход других — досадно близоруких, сомневающихся, неуверенных, — побеседовать с глазу на глаз, дело, возможно, удастся поправить.
— Хорошо, — вздохнул он. — Передай Вулвертону, пусть по возможности придерживает известие о прибытии корабля. Долго, конечно, не утаишь. На подлете его засекут все радары. Нам нужно хоть какое-то время на подготовку.
— Может, попросту сбить его в воздухе? — усмехнулся Брунин. — Проблема, по-моему, начисто и аккуратно решится.
Ла Наг минуту молчал, с ужасом соображая, что такое же точно решение еще раньше пришло ему в голову. Разумеется, он его сразу отбросил, но при мысли, что хоть на секунду его рассуждения совпали с мнением Дэна Брунина, мороз прохватил по коже.
— Сначала встретимся с пилотом, — сказал он, как бы не слыша высказанного предложения. — Надо перехватить его, посадить, позаботиться, чтоб об этом никто не узнал. После краха Империи пусть объявляет всему освоенному космосу, с чем он встретился в ветви Персея.
— Нелегкое дело… — заметил Сейерс.
— Ничего, — оборвал его Ла Наг. — Я все устрою. Предоставьте мне дело. Я обо всем, как всегда, позабочусь.
Тут ему на миг показалось, что он сам себя не узнает. Вместо него выступает какой-то нетерпеливый безмозглый осел, не принимающий никаких возражений, отвергающий всякие взгляды, не совпадающие с его собственными. Возникает вопрос: не закралась ли в душу дьявольская гниль, которая угрожает не только ему самому, но и революции, всем, для кого он старается? Он прогнал его, как назойливое насекомое. Чепуха. Революция совершается. Победа близка. Ничто уже его не остановит. Ничто!
Глава 19
Отечески заботливое Государство внушает народу чувство безопасности. Но уверенное в себе и в своей безопасности население противится всякому продвижению — особенно вперед.
