На эту книгу Сорокин под фамилией Айзенберга заключил на Западе договор на сто тысяч долларов. И, видимо, убил Федорову, чтобы не делиться этими деньгами. А может, и вовсе для того, чтобы создать вокруг книги дополнительный ажиотаж – все-таки интерес к погибшей героине произведения гораздо выше, чем к живой. Особенно на Западе.
Вот такая версия родилась из-под пера маститого детективщика. Кстати, Сорокина в его повести так и не поймали – он канул без следа в неизвестном направлении. Собственно, как и настоящий убийца Зои Федоровой, который до сих пор так и не установлен и не найден. Зато в версии другого писателя все выглядит несколько иначе.
3) От Эдуарда Володарского
Его книга «Русская красавица, или Преступление без наказания» увидела свет в начале девяностых – вскоре после развала СССР. И в ней в качестве душегуба выведен не мифический Афанасьич или заплечных дел бывший эмгэбэшник Сорокин, а вполне себе реальное лицо. Впрочем, тоже спрятанное за псевдонимом. Но лицо это легко угадывается, поскольку он является мужем Кати – дочери убиенной актрисы Ольги Александровны. То есть легко предположить, что речь идет о зяте Зои Федоровой и супруге Виктории Федоровой – летчике Фредерике Пуи, который в книге выведен под видом работника торгового флота по имени Джек. И убил он свою тещу вот по какой причине. Читаем в книге:
«…У Кати даже лоб вспотел, когда она вспомнила этот разговор, давнишний, мимолетный. Больше к этой теме Джек не возвращался. Хотя. нет-нет, кажется, что-то похожее еще раз было. Когда же? Да, было! И произошел этот разговор (она сейчас отчетливо вспомнила) на вечеринке у кого-то из друзей Джека. Кажется, у капитана лайнера. Да, точно! Они как раз только пришли из рейса и решили отметить юбилей – десять лет, как плавают вместе! Все уже крепко выпили, и часть гостей танцевала, а поскольку было много великовозрастных гостей, то танцевали старомодное танго. И тут Катя увидела на открытой груди у одной пятидесятилетней дамы (кажется, это была жена президента пароходной компании) громадный бриллиантовый кулон. Она несколько раз взглянула, даже обернулась. Джек перехватил ее взгляд, тоже посмотрел на бриллиант, сказал с усмешкой:
– Нравится? Хотела бы такой?
– Ой, подумаешь! – поморщилась Катя. – Я к ним совершенно равнодушна. У мамы побольше есть! Каратов на тридцать!
– На тридцать? – выпучил глаза Джек. – Ты шутишь, Кэт?
– Нисколько! Она купила его по дешевке у одной старухи. Какая-то древняя графиня, обломок империи. Ей было не на что жить, и мама покупала ей продукты, убирала у нее в квартире, ухаживала за ней – старуха едва двигалась, у нее ноги отнимались. И в благодарность она продала матери за копейки этот фамильный бриллиант. Говорила, что такой второй есть только у королевы Нидерландов…
– И он у твоей матери?
– Ну да! В буфете в ящичке. Там все ее сокровища! – Катя засмеялась, потянула Джека за руку к длинному столу, где стоя выпивали и закусывали гости. Катя схватила чей-то фужер, залпом выпила, налила еще, опять выпила, стала жевать какой-то бутербродик, взглянула на Джека:
– Выпей, чего ты?
– Ты знаешь, сколько стоят тридцать каратов, Кэт? – шепотом, на ухо спросил Джек.
Она, успев забыть о разговоре, с недоумением взглянула на него, наконец, до нее дошло, о чем идет речь. Она спросила:
– Сколько же, интересно?
– Больше двух миллионов долларов, – улыбнулся Джек и поцеловал Катю в губы.
Воспоминание это словно обожгло Катю, и она резко затормозила. Таню Саблину бросило вперед и она ударилась лбом о ветровое стекло.
– Скажи, Кэт. А ты не могла бы попросить у матери ее бриллианты?
– Ты с ума сошел… – пожала плечами Катя. – Она умрет, но не расстанется с ними. Я же рассказывала тебе. И потом, ты же знаешь, как она была против нашего брака. чтобы я уезжала. Чуть не прокляла меня вообще. И сейчас не думаю, что она меня простила. Я ей десяток писем отправлю, прежде чем дождусь в ответ одной маленькой открыточки. А когда родился Иван, она даже не поздравила нас, ты что, не помнишь?
– Помню, черт. – поморщился Джек и, подумав, спросил: – Может, у нее в долг можно попросить? Здесь мы заложили бы их в банке и взяли бы ссуду под хороший процент. А потом, когда разбогатеем, выкупим эти проклятые камни, как ты выражаешься, и вернем их твоей матери.
– Нет, Джек, это невозможно. – Катя помолчала, глядя на мелькающие вдоль шоссе рекламные щиты. – Прости, милый, но она нам не поверит. Лагерная жизнь воспитала ее по-своему. Не верь, не бойся, не проси – по этим трем заповедям она с тех пор и живет. Ты никогда представить себе не сможешь, что это такое – просидеть десять лет в советских лагерях.
В один из его приездов к Ольге Александровне она, кажется, была ему рада, хотя подарки приняла настороженно, напоила его чаем, расспрашивала про Кэт, как она там, в Америке, живет, что делает, здорова ли, когда собирается рожать. Джек сдержанно отвечал – все в порядке, они живут неплохо, правда, ему приходится подолгу бывать в море, и он не видит Кэт и очень скучает по ней. Говорил он с трудом – его знания русского ограничивались несколькими десятками слов, и он не мог рассказать ей, что мечтал бы открыть свое дело, но у него нет столько денег. Он даже пытался рассказать ей. о том, что скоро должен родиться ребенок, что наверняка это будет сын, и он так хотел бы обеспечить будущее этого сына с самого рождения. дать ему хорошее образование. Но у него, видно, плохо получалось, потому что Ольга Александровна почти не реагировала на его слова, только кивала, и выражение лица было напряженным и даже напуганным. Однако после этого визита к ней Джек понял, что сможет это сделать. сможет ее убить ради бриллиантов. Следующий заход лайнера в Ленинград должен был состояться через несколько месяцев, и все эти месяцы Джек обдумывал план убийства. Они придут в Ленинград, и Джек сойдет на берег. Документ он возьмет у кого-нибудь из матросов. на всякий случай. Затем – билет на самолет. Затем – такси в аэропорту до Москвы, затем. Пистолет он разберет на части. купит в магазине небольшой чемодан и кейс, разложит в разных местах части пистолета. Это, пожалуй, единственный, самый трудный момент – пройти контроль перед посадкой… Но в каждом деле без риска не бывает. Если его задержат на контроле – он погиб. Это и будет платой за риск.
Господи, ну зачем этой безумной старухе бриллианты? Это же целый капитал, а капитал должен работать, должен умножать новый капитал, должен работать на людей, приносить пользу, благосостояние, счастливую жизнь. И ради этого Джек был готов на все – он, не веривший в Бога, даже начал молиться, прося Его благословения на задуманное дело, – всем своим существом он был уверен, что поступает справедливо, пусть – жестоко, но – справедливо. Кто сказал, что справедливость во имя будущей жизни не может быть жестокой? Жизнь Ольги Александровны давно кончилась, она смердит последние годы, а он не может ждать. ну год она еще протянет без всякой пользы для себя и для своих родных и близких, ну два. кому от этого хорошо? Ведь она сама устала жить, он видел это по ее лицу – равнодушному, мертвому. Разве люди не жертвуют всем ради будущего своих внуков? Только выпадало у него как-то из сознания, что жертвы эти должны быть добровольными. И он снова истово молился, прося у Бога удачи в задуманном деле. Но время шло, а он все никак не мог решиться. Родился сын Иван, лайнер Джека не один раз заходил в Ленинград, он уходил на берег, гулял по городу и, казалось бы, двигай в аэропорт, лети в Москву. но что-то останавливало его. Один раз он взял с собой пистолет и удостоверение одного из матросов и уже собрался было ехать в аэропорт, даже чемодан и кейс купил в магазине на Невском, и опять что-то остановило его. Мрачный, он вернулся на пароход вечером, и капитан удивленно спросил, на кой черт он купил этот уродливый чемодан и еще более ужасный кейс?
