Свои источники информации Чарнок имел в разных кругах – как в спортивных (а он продолжал играть в футбол: каждые выходные гонял мяч на спортплощадке возле Крымского моста, а также был официальным арбитром московской футбольной лиги и тренером футбольной команды «Трехгорная мануфактура»), так и в богемных – среди его знакомых, например, были ведущие оперные солистки Большого театра Антонина Нежданова (1873) и Надежда Обухова (1886), а среди лучших друзей – знаменитый режиссер Константин Станиславский. Почти за всеми телодвижениями прыткого англичанина зорко наблюдали чекисты из контрразведывательного отдела ГПУ (руководитель – Артур Артузов), которые регулярно составляли оперативные докладные, типа таких: «Чарнок имеет громадные знакомства среди бывших коммерсантов, главным образом среди бывших служащих различных текстильных предприятий, а также в артистическом и спортивном мирах. Помимо своего официального положения в миссии, возможно, является наблюдателем бывших владельцев русских текстильных предприятий…»
Или таких: «20.12.1924, 13:15, Чарнок и Робертс в Козмодемьянский пер., 8 по Б. Дмитровке, спортивный магазин, Кузнецкий мост, спортивный магазин „Динамо“, Большой театр и обратно в миссию».
Среди московских адресов Чарнока был и дом 16 по Спиридоновке (между Малой Никитской улицей и Садово-Кудринской улицей, в 1941 году ее назовут в честь Алексея Толстого), где обитала дама его сердца – Татьяна Прове. Она принадлежала к знаменитой немецкой династии Прове, которая осела в Москве (в лице Иоганна Прове) еще в 1830-х годах. Здесь глава семейства начинает сотрудничество с Людвигом-Иоганном (Львом Герасимовичем) Кнопом (1821–1894), основателем торгово-промышленной фирмы «Л. Кноп». Иоганн (Иван) Карлович Прове участвует в создании на острове Кренгольм в устье реки Нарвы крупнейшего в России текстильного предприятия – Кренгольмской мануфактуры – и записывается в первую гильдию нарвского купечества.
В Москве у Прове было несколько особняков. Все их лично я хорошо знаю, поскольку детство свое провел по соседству с ними. Речь идет о четырех домах: два из них находятся на Новой Басманной под номерами 16 (угловой дом справа на выходе с Сада имени Баумана) и 22 (на углу с улицей Лукьянова), один на Старой Басманной (в годы моего советского детства она называлась улицей Карла Маркса) под номером 17 (справа от входа в сад имени Баумана), и последний – на улице Лукьянова, 7 (в этом здании раньше находился Бауманский РК комсомола, где меня в апреле 1976 года принимали в комсомол).
Недвижимость Ивана Карловича в Москве и в уезде оценивалась в 606 тысяч рублей – из 2 миллионов 512 тысяч его личного капитала.
Умер промышленник в январе 1901 года, а наследниками стали его сыновья Рудольф (Роман), Карл-Александр (впоследствии Кирилл), Теодор-Фердинанд (Федор) и дочери Эмилия-Ядвига (в замужестве Миндер) и Адель-Луиза (в замужестве Калиш). Дочерью Кирилла (Карла) Прове и была дама сердца Эдуарда Чарнока Татьяна. А у нее было два брата – дети Федора (Теодора-Фердинанда) Прове – Владимир (1895) и Кирилл (1897). С ними Чарнок тоже познакомился, причем не скуки ради, а по своей шпионской необходимости – братья обладали ценной информацией, которая интересовала англичанина.
Так, Владимир был военнослужащим одной из частей особого назначения в Кременчуге и сильно нуждался в деньгах. Узнав об этом, Чарнок предложил ему помощь: тот снабжает его информацией о своей воинской части, а англичанин платит ему за каждый рассказ от 25 до 50 долларов. Владимир почти без колебаний соглашается и в один из дней подсаживается в автомобиль англичанина на Кузнецком мосту, где выдает ему первую порцию ценных сведений. Чуть позже, уже работая в Центральном военно-спортивном клубе, а затем в Наркомземе, Владимир регулярно информирует Чарнока уже по вопросам, касающимся работы этих учреждений. Правда, однажды он сделал попытку «соскочить» – заявил англичанину, что больше не хочет выдавать ему секреты. Но когда Чарнок пригрозил парню чуть ли не убийством, Владимир испугался и взял свои слова обратно. Более того: когда Чарнок приказал ему сменить работу и устроиться в Наркомат иностранных дел или внешней торговли, а еще лучше – в оборонный институт ЦАГИ, то Владимир не стал прекословить. И весной 1925 года стал работать чертежником в ЦАГИ.
Примерно в это же время Чарнок завербовал и брата Владимира – Кирилла. Их знакомство произошло в июне 1925 года по тому же адресу – Спиридоновка, 16, – на званом обеде. Увидев статного красавца Кирилла, облаченного в военную форму, а также узнав, где он служит – в батальоне охраны Реввоенсовета, – Чарнок тут же решил взять быка за рога. И вскоре после знакомства предложил Кириллу стать источником информации за хорошее вознаграждение. И тот, как и его брат, быстро дал свое согласие, поскольку любил проводить вечера на модных нэпманских тусовках, а для этого всегда нужны были деньги. Англичанина интересовало штатное расписание батальона охраны, табель и расположение постов, секретные приказы, номера подъездов, через которые ходят Ворошилов и его заместитель Уншлихт, и многое другое. За каждое такое сообщение Чарнок платил Кириллу по 50–70 рублей, а иногда и больше. Кроме этого, молодой человек стал связующим звеном между шпионом и своим братом, передавая тому указания от англичанина. И тот за это не скупился на гонорары, поскольку получал от Владимира не только словесную информацию, но и документированную. Например, за чертежи некоторых разработок института – моторов, аэросаней, аэродинамической трубы и др. – он выкладывал от 200 до 250 рублей. Весьма приличные деньги по тем временам. Для примера: средний оклад советских инженеров составлял 150 рублей, рабочих и служащих – 100 рублей (но для них существовали разного рода скидки). Вызов такси в любую точку Москвы стоил два рубля, лучшие сорта яблок продавались по 40–60 копеек за один килограмм.
Именно Кирилл Прове и вовлек в эту шпионскую историю героиню нашего рассказа – 17-летнюю Зою Федорову. Тем летом 1927 года она окончила школу и стала работать в Госстрахе учетчицей (бухгалтером). Вообще-то она хотела после десятилетки поступить в театральное училище (в школе Зоя играла в драмкружке), но отец этому категорически воспротивился. Актерство он считал профессией легкомысленной и, главное, ненадежной в материальном плане. А поскольку у него были определенные связи (в 1918–1921 годах он работал начальником паспортной службы в Кремле), то помог своей дочери устроиться в Госстрах, который входил в наркомат финансов в качестве одного из его управлений.
Кстати, располагался Госстрах в окрестностях Лубянки: на Кузнецком Мосту и на Никольской улице. В те годы в СССР по этому поводу даже ходил анекдот: один прохожий на Лубянской площади спрашивает другого, указывая на здание КГБ: «Не подскажете, Госстрах здесь находится?». На что следовал ответ: «Госстрах за углом, а здесь Госужас».
Работу свою Зоя не любила, но вынуждена была туда ходить, чтобы не гневить отца. А в свободное время она с подружками посещала молодежные компании, где танцевали модный в ту пору танец фокстрот, пришедший из США. В одной из этих компаний – в доме у некоего Кебрена – на нее и обратил внимание 29-летний Кирилл Прове. Статный военный произвел впечатление и на юную Зою, после чего молодые начали встречаться. Один раз она даже пригласила его к себе домой, где познакомила со своими родителями. Видимо, виды на него у девушки были самые серьезные. Но их отношения поломало… ГПУ, придя под покровом ночи в дом к Федоровым. И здесь следует описать тогдашнюю ситуацию в стране и мире, которая вынудила чекистов на меры репрессивного характера. Сначала заглянем в энциклопедию:
