Но сегодня ночью заснуть не мог сам Зерван. Мэтт был во дворце вместе с Лореном. Брок тоже, как всегда, проявив удивительную тактичность, под каким-то предлогом убрался из дома, наверное, пошел в «Черного кабана». Он частенько уходил, чувствуя, когда надо оставить Лорена и Мэтта наедине. И сегодня Зерван, оставшись в доме совсем один, никак не мог уснуть, потому что – теперь уже дважды – слышал за окном какие-то странные звуки.
На третий раз Зерван все-таки встал с постели, оделся и пошел проверять. Проходя через гостиную, он подбросил еще несколько поленьев в оба камина, а потом, прихватив на всякий случай палку потяжелее, открыл дверь и вышел на улицу.
Ночь была очень холодная. Дыхание, не успев вылететь изо рта туманным облачком, тут же замерзало и оседало инеем, и даже в перчатках Зерван почувствовал, что пальцы рук мгновенно окоченели. И ни души. Только ветер «приветствовал» его да этот ужасный снег, выпавший среди лета. Он обошел дом и завернул за угол, чтобы осмотреть заднюю стену дома, куда выходили окна спален и откуда, как ему показалось, и доносились те странные шорохи.
Кошка какая-нибудь, думал он, пробираясь по снегу в узком проходе между стеной своего дома и соседского. Наверное, кошка. Но на снегу не было заметно никаких следов. Никого не обнаружив и несколько приободрившись, Зерван осмотрел заднюю стену и снова завернул за угол.
Он не успел увидеть, кто это был. И не успел – хотя от ужаса и недоумения у него мозги трещали – осознать невозможное и понять, почему на снегу не осталось никаких следов.
И не успел даже крикнуть, даже оставить хоть какой-нибудь предупредительный знак.
Длинный, немыслимо длинный палец коснулся его – и он умер.
После сбивавшего с ног ветра и обледенелых скользких улиц тепло «Черного кабана» поразило Кевина. Ему показалось, что он попал прямо в ад, так здесь было жарко и шумно. Таверна была битком набита кричащими и потеющими людьми. Огонь пылал по крайней мере в четырех огромных каминах, и на стенах горело множество факелов.
Здесь все было почти так, как ему и помнилось: густой жирный факельный дым, запах жареного мяса и бесконечный, порой почти невыносимо громкий гул голосов. Пока они втроем пробирались от двери, Кевин с удивлением понял, что теперь в «Кабане», пожалуй, еще больше посетителей, чем прежде, а большая часть завсегдатаев собралась тесным кружком в центре таверны. Столы были сдвинуты к стене, и на них взгромоздили другие, перевернутые вверх ногами, а скамьи попросту вынесли, чтобы освободить место посредине зала.
Дэйв прорубался сквозь толпу, как таран, и, следуя за ним, Кевин и Пол протолкались наконец, получая удары локтями и разливая чье-то пиво, туда, где уже можно было понять, что здесь происходит. В центре толпы находился какой-то дородный рыжеволосый мужчина громадного роста, а на плечах у него сидел второй, казавшийся совсем маленьким.
А напротив с восторженным ревом, как ни странно, перекрывавшим даже дикий шум в зале, пошатываясь, расхаживал не кто иной, как Тигид из Родена, на плечах которого, весело смеясь, восседал сам принц Бреннина Диармайд.
Кевин тоже засмеялся, заметив, как в толпе зрителей поспешно заключают пари, поглядывая на обе кружащие друг перед другом пары. «Даже во время войны он забавляется!» – подумал Кевин, глядя на принца. Кое-кто из посетителей даже влез на столы, чтобы лучше видеть; кое-кто поднялся на второй этаж и любовался поединком, перегнувшись через перила. Потом Кевин заметил Карде и Эррона – они стояли на стойке бара, заключая пари направо и налево. А неподалеку от них он через некоторое время увидел Брока, того самого гнома, что принес королю Бреннина весть о предательстве в стране Эриду. Брок был старше Мэтта, и в бороде у него было больше седины, и он умел громко и заразительно смеяться, а Мэтт Сорен даже и улыбался-то крайне редко. Глаза всех присутствующих были прикованы к участникам необычайного поединка; на троих вошедших никто даже и внимания не обратил.
– О, жалобно стенайте, вы, захватившие Северную твердыню! – проревел Тигид.
И Кевин, догадавшись, крикнул Дэйву и Полу:
– Вторая пара – это люди Айлерона!
Но тут поднялся совершенно невообразимый шум, ибо Тигид, пошатываясь, устремился навстречу врагу.
Но рыжеволосый великан чуть отступил в сторону, и Диармайд, задыхаясь от смеха, едва удержался на плечах Тигида, пролетевшего мимо цели, когда второй наездник попытался сбросить принца на пол. А Тигид завершил свою пробежку тем, что врезался в стол в дальнем конце зала, устроив там настоящую свалку, и уже сам чуть не уронил своего наездника.
Наконец он восстановил равновесие и медленно повернулся, шумно и тяжело дыша. Диармайд, наклонившись к уху своего неустойчивого «скакуна», принялся что-то настойчиво ему нашептывать. На этот раз они двинулись на противника с большей осторожностью, и Тигид старался пошире расставлять ноги, дабы не терять устойчивости на неровных, грубо обтесанных досках пола.
– Эй ты, пьяный кашалот! – поддразнил его второй наездник.
Тигид приостановил свое неуверенное продвижение вперед и уставился на противника, багровый от ярости. А затем, втянув как можно больше воздуха в свои гигантские, похожие на кузнечные мехи легкие, оглушительно возопил:
– Пива!
И сразу же какая-то девушка бросилась к нему с двумя кружками, из которых во все стороны разлетались хлопья пены. Диармайд с Тигидом осушили их одним глотком.
– Двенадцать! – заорали в один голос Карде и Эррон, по-прежнему возвышавшиеся на стойке бара.
Поединок явно затягивался. Диармайд сунул свою кружку служанке, а Тигид свою просто швырнул через плечо, и один из зрителей едва успел пригнуться и нырнуть под стол, на котором только что стоял вместе с другими зеваками.
И Кевин Лэйн не выдержал.
Через несколько минут пара из Северной твердыни самым беспощадным образом была повержена наземь – удар был нанесен сзади и у всех на виду. Когда вопли и свист зрителей достигли непереносимого уровня, Кевин покрепче уселся на плечах Дэйва, и они повернулись лицом к паре из Южной твердыни.
– А теперь я вас вызываю! – крикнул Кевин.
Но оказалось, что у Тигида иные соображения. С радостным ревом он бросился к ним, широко раскинув руки, схватил Дэйва в охапку и стиснул своими ручищами в совершенно медвежьем объятии, а потом, будучи совершенно не в состоянии остановиться – для такого сложного маневра он был слишком пьян, – повалил их всех на пол и сам рухнул сверху на эту шевелящуюся кучу тел.
Но и оказавшись на полу, он не успокоился, а принялся награждать их яростными тумаками, что, видимо, должно было означать высшую степень любви и восторга, в искренности которых Кевин совершенно не сомневался. Однако удары эти были настолько внушительны, что в голове у него загудело и комната пошла кругом. Впрочем, он продолжал беззвучно смеяться, тщетно пытаясь как-то защититься от чрезмерных проявлений Тигидова энтузиазма, и тут вдруг услышал шепот Диармайда:
