Она непременно постарается отомстить за это оскорбление, подумал Лорен.
Одиарт действительно онемела, пытаясь сдержать бешеный гнев, и, прежде чем она успела обрести способность вновь что-то сказать, они вдруг услышали странное развеселое хихиканье. Лорен, удивленно оглянувшись, увидел, что это смеется Герейнт, сидя на снегу и раскачиваясь взад-вперед, не в силах сдержать охватившего его веселья.
– Ох, молодежь! – вскричал наконец шаман в полном восторге. – Так ты и до сих пор подвержен столь пылким страстям? Подойди же ко мне! Я так давно не касался твоего лица.
Лорен далеко не сразу осознал, что Герейнт обращался к нему. Испытывая мрачные сожаления относительно собственной несдержанности, вернувшей его больше чем на четыре десятка лет назад, он спешился. И в тот миг, когда он коснулся ногами земли, он испытал новый, еще более глубокий приступ любовного томления. Видимо, ему не удалось как следует это скрыть, и он заметил, как губы Одиарт растянулись в удовлетворенной и довольно злобной усмешке. Ему страшно хотелось сказать ей какую-нибудь грубость, но он это желание подавил и направился к стоявшим поодаль дальри. Крепко обняв Ивора как старого друга, он сказал:
– Да будет светла наша встреча, Авен! Ревор гордился бы тобой.
Коренастый Ивор улыбнулся в ответ:
– Но не так, как гордился бы тобой, Лорен, Первый маг Бреннина.
Лорен покачал головой.
– Пока еще нечем особенно гордиться, – сурово молвил он. – Пока еще жив тот предатель, что последним занимал этот пост. И я пока еще не проклял его прах!
– Ух, до чего свиреп! – снова раздался насмешливый голос Герейнта, впрочем, Лорен был уже к этому готов.
– Да хватит тебе, старик! – сказал он Герейнту, но очень тихо, чтобы больше никто, кроме Ивора, его слов не услышал. – Ведь и сам бы наверняка был бы рад присоединиться к моему проклятию, верно?
На этот раз Герейнт не засмеялся. Безглазое лицо повернулось к Лорену, и крючковатые пальцы шамана скользнули по его лицу. Для этого ему пришлось подойти почти вплотную к Лорену, и ответ свой он прошептал ему на ухо:
– Если бы ненависть, что живет в моем сердце, могла убивать, Метран был бы мертв еще до того, как оживил Котел! Я ведь и его тоже учил, не забывай об этом, молодой маг!
– Я помню, – прошептал Лорен, чувствуя, как руки шамана ощупывают его лицо. – Но скажи, почему мы здесь, Герейнт? Да еще накануне Майдаладана?
Шаман опустил руки. Позади себя Лорен слышал громкие приказания командиров, размещавших своих воинов по квартирам. К ним подошел Тайрнон; на круглом полном лице его остро светились умные глаза.
– Я что-то стал лениться, – раздраженно сообщил Герейнт. – В пути было холодно, и Парас Дервал от нас был слишком далеко. – Оба мага и Ивор почтительно молчали, и ни один из них не засмеялся. Помолчав, старый шаман, несколько приободрившись, сказал совсем иным голосом, более звучно и решительно: – Ты назвал две основные цели, молодой маг: уничтожение волков и наши совместные поиски выхода из создавшегося положения. Но ведь ты, как и я, должен прекрасно понимать, что Богиня всегда совершает три поступка подряд, верно?
Ни Лорен, ни Тайрнон не сказали ни слова ему в ответ. И ни один так и не посмотрел больше на восток.
Кольцо вело себя спокойно, и это было для Ким сущим благословением. Она все еще чувствовала себя бесконечно усталой после событий прошлой ночи и не была уверена, сможет ли так скоро снова иметь дело с магическим огнем. Хотя и ожидала этого с того самого момента, как они миновали первый мост. Здесь повсюду ощущалось присутствие магических сил, и ее не спасал даже зеленый щит, образованный веллином, который она носила на запястье и который до сих пор вполне успешно охранял ее от всяческих ненужных воздействий.
А потом, когда эта самодовольная Одиарт заявила о кануне Иванова дня, Ким, в душе которой жила Исанна, помогавшая ей разобраться с полученными от ЭйлАвена знаниями, поняла, откуда исходит это магическое воздействие.
И ничего с этим сделать было нельзя. Во всяком случае, она – да еще в этом месте – не могла ничего. Дан Мара не имела ничего общего ни с могуществом ясновидящих, ни тем более с могуществом Бальрата. Когда отряд начал разбредаться по квартирам – Ким успела заметить, как Кевин вместе с Броком и еще двумя воинами из отряда Диармайда поскакал назад, в Морвран, – она последовала за Джаэлль и магами в Храм.
Сразу за порогом их поджидала жрица с изогнутым клинком, сверкавшим у нее в руке, а рядом с ней стояла прислужница в коричневом одеянии и, дрожа от страха, держала перед жрицей большую чашу.
Ким видела, как колебался Лорен даже после того, как старый Герейнт протянул руку, чтобы жрица сделала надрез и собрала в чашу кровь. Она понимала, как трудно сделать это Первому магу Бреннина. Для любого из последователей Амаргина и знатоков Небесной премудрости подобное кровавое жертвоприношение непременно связывается с самыми мрачными чувствами и воспоминаниями. Но Исанна когда-то давно поведала ей кое о чем – там, в домике на берегу озера, – и Ким, положив руку Лорену на плечо, сказала ему:
– Раэдет когда-то провел здесь целую ночь; и ты, я думаю, знаешь об этом.
И даже сейчас, произнеся эти слова, она ощутила таившуюся за ними печаль. Раэдет, будучи некогда Первым магом, оказался тем единственным, кто высмотрел здесь, среди жриц Мормы, юную Исанну. И не только понял, что перед ним будущая Видящая Бреннина, но и увез ее прочь, потому что они полюбили друг друга и были вместе, пока он не умер – точнее, не был убит тем королем-предателем.
Лицо Лорена несколько смягчилось.
– Это верно, – сказал он. – Так что и я, конечно же, должен найти в себе силы и пройти этот мерзкий обряд. Как ты думаешь, я смогу потом побродить тут и подыскать себе среди жриц и прислужниц такую, которая согласилась бы сегодня ночью разделить со мной ложе?
Потрясенная Ким посмотрела на него внимательнее и поняла, в чем причина столь невероятного напряжения, которое отчего-то испытывал Лорен.
– Ах да, Майдаладан, – прошептала она. – Неужели это так тяжело?
– Довольно-таки, – кратко пояснил он и сразу после Герейнта сделал шаг вперед и предложил свою кровь в жертву Дане, как и все прочие мужчины.
Погруженная в глубокое раздумье, Ким двинулась мимо жрицы с кинжалом к одному из входов в главный зал Храма, находившийся под глубоко утопленным в землю куполом. Там, на возвышении перед алтарем, она увидела огромный обоюдоострый топор, воткнутый в странную колоду кубической формы. Ким так и застыла у входа, не сводя глаз со священного топора, пока к ней не подошла одна из жриц и не предложила показать, где ее комната.
Старые друзья, думал Ивор. Если в Гобелене войны и есть светлые ниточки, так это именно они, старые друзья, и то, что порой пути их неизбежно пересекаются снова, как основа и исток, хотя этого не было уже столько лет и, наверное, уже не произошло бы в этой жизни, разве что за стенами Ночи. Если бы не эта война. Было так хорошо даже в столь тяжелые времена посидеть рядом с Лореном, послушать задумчивого неторопливого Тайрнона, увидеть, как смеется Барак, задуматься над тщательно взвешенными словами Мэтта Сорена. Хорошо было также увидеть всех тех мужчин и женщин, о которых он так много слышал, но никогда не видел: Шалхассана Катальского и его дочь, оказавшуюся действительно прекрасной в полном соответствии со слухами о ней; Джаэлль, Верховную жрицу Даны, не менее прекрасную, чем Шарра, и такую же гордую; Айлерона, нового Верховного короля, который был мальчишкой, когда Лорен привозил его с собой недели на две в третье племя. Помнится, он был молчаливым ребенком, но очень смышленым и ловким во всем, за что бы ни взялся. Он и сейчас, похоже, остался неразговорчивым, но, опять же по слухам, по-прежнему был умен и ловок.
