– А он не показался тебе похожим на нашего Тэйбора? – спросил вдруг Левон. – Тот мальчик?
– Немного, – сказал Дэйв, подумав.
Левон покачал головой.
– А мне кажется – очень даже похож. Пора, наверное, поднимать всех и двигаться дальше.
Стоило им повернуть назад, и Дэйв сразу увидел, что Торк уже на ногах. Левон махнул ему рукой, и он, сунув пальцы в рот, оглушительно свистнул. Все сразу зашевелились, и отряд стал готовиться к дальнейшему пути. Дэйв тоже вскочил в седло и неторопливо направился туда, где его уже поджидали Левон и Мэбон.
Собрались быстро. Айлерон послал на север таких воинов, которые свое дело знают отлично. Появившийся через несколько минут Торк только молча кивнул, и Левон, улыбнувшись ему, поднял руку, давая сигнал к отправке.
– Великий Мёрнир! – воскликнул вдруг герцог Роденский.
Дэйв успел увидеть лишь какую-то тень и почувствовать запах гниения.
А еще он услышал, как пропела в воздухе стрела. Хотя и сам в это время тоже летел по воздуху, выбитый из седла одним мощным ударом Мэбона, который вместе с ним рухнул в траву. «Между прочим, – рассеянно думал Дэйв, – именно такой прыжок совершил тогда и Кевин, когда прыгнул на Колла…»
А потом он увидел, что этот чудовищный черный лебедь сделал с его конем. Вокруг стоял смрад разлагающейся плоти, смешивающийся со сладким запахом свежей крови, и Дэйв с огромным трудом удержал в желудке то, что недавно съел.
Авайя успела уже взмыть высоко в небо и направлялась обратно, на север. Хребет гнедого жеребца был сломан ее сокрушительным броском с огромной высоты, а спина вся исполосована когтями. Голова у коня была практически оторвана, из шеи фонтаном била кровь.
Левон тоже оказался выбитым из седла – ударом гигантского крыла Авайи. Но сам он не пострадал и тут же подбежал к Дэйву. Вокруг слышалось ржание перепуганных лошадей и возгласы изумленных людей. Торк не сводил глаз с удалявшегося лебедя; пальцы его, сжимавшие лук, побелели от напряжения, и Дэйв впервые заметил, что пальцы эти дрожат. Никогда прежде не видел он своего друга в таком состоянии.
Обнаружив, что руки-ноги у него целы и вполне подвижны, Дэйв встал. Рядом медленно поднимался с земли Мэбон Роденский; лицо его было багровым, и он никак не мог вздохнуть полной грудью.
Некоторое время все четверо молчали. Авайи уже не было видно. Снова пророчество Флидаса, думал Дэйв, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. «Бойся кабана, бойся лебедя…»
– Ты спас мне жизнь, – сказал он Мэбону.
– Я знаю, – тихо ответил Мэбон, ничуть этим не кичась. – Я случайно посмотрел, высоко ли еще солнце, и заметил, как Авайя камнем бросилась вниз. Метила прямо в тебя.
– Попал ты в нее? – спросил Левон Торка.
Торк покачал головой.
– Может быть, только в крыло. Но только может быть.
Это был очень неожиданный удар. Опустевшее небо было по-прежнему голубым, безоблачным, и ветерок дул такой же теплый и ласковый, как прежде, и по довольно высоким уже травам ходили зеленые волны. Но рядом с ними лежал мертвый конь, и его внутренности, как живые, сами выползали наружу, и повсюду все еще чувствовался тошнотворный запах разложения, исходивший вовсе не от убитого коня.
– Но почему? – спросил Дэйв. – Почему она выбрала именно меня?
Потрясение и ужас в карих глаз Левона сменились неким мрачноватым сочувствием.
– Мне только одно в голову приходит, – сказал он. – Она ведь очень рисковала, падая вот так, камнем. Она, должно быть, что-то почуяла и решила, что здесь есть чем поживиться. Наверное, она охотилась за этим. – И он ткнул Дэйва рукой в бок.
Дэйв тоже машинально опустил руку и нащупал изогнутый Рог Овейна.
В его родном мире во время игры в баскетбол частенько бывало так, что команда противника выделяла кого-то одного, а чаще всего именно его, Дэйва Мартынюка, – как наиболее опасного игрока в своей команде. И тогда к нему начинали относиться «с повышенным вниманием»: устраивали двойной заслон и всякие другие мерзкие шуточки, а зачастую и правила игры нарушали. Когда он стал старше и играл уже очень хорошо, это стало повторяться все чаще, с очевидной и все возрастающей регулярностью.
Но никогда не срабатывало.
– Давайте похороним этого коня, – сказал Дэйв, помолчав, таким мрачным тоном, что это удивило даже обоих его друзей. – А потом, Левон, дай мне какое-нибудь седло и любого коня, и поедем скорее дальше! – Он вытащил свой боевой топор из-под обломков седла. Топор был весь в крови, и Дэйв старательно вытирал его до тех пор, пока лезвие снова не засверкало на солнце.
И они похоронили коня; и Дэйв получил другое седло и другую лошадь.
И они снова двинулись в путь.
Ивор был у Герейнта, когда на закате ему принесли эту весть.
Под конец дня он зашел проведать своего старого друга, да так и остался у его постели, потрясенный тем, что прочел на лице шамана. Он остро ощущал полную свою беспомощность. Безжизненное и неподвижное тело Герейнта было распростерто на лежанке, но рот то и дело беззвучно искажался в гримасе ужаса; ужас таился даже в его темных пустых глазницах, что свидетельствовало о том, какое страшное путешествие совершает его душа. Страдая от того, что ничем не может ему помочь, и опасаясь за его жизнь, Ивор сидел у изголовья Герейнта, словно его присутствие могло чем-то помочь старику. Душа его где-то заблудилась, догадывался Ивор и всем сердцем стремился позвать ее обратно.
Однако, бессильный сделать это, лишь молча наблюдал за измученным лицом Герейнта.
И тут на пороге возник Кектар.
– Левон скоро будет здесь! – радостно сообщил он. – Он прибывает вместе с герцогом Роденским и отрядом в пять сотен воинов. И еще кое-кто прибыл к нам, Авен!
Ивор обернулся и посмотрел на него внимательнее.
Лицо Кектара как-то странно дергалось.
– С севера двое… светлых альвов, Авен! И они… О, смотри, смотри! Смотри, Авен, на каких конях они скачут!
Кектар никогда прежде не видел альвов. Мало кто из дальри видел их, разве что Левон и Торк. Ах да, Левон ведь возвращается! Да еще и с пятью сотнями воинов, которых прислал Верховный король! Ивор точно очнулся наконец и с забившимся сердцем встал. Потом еще раз с беспокойством глянул на Герейнта и вышел из дома.
Левон вел свой отряд с юго-запада, так что, прищурившись, Ивор сумел все же разглядеть их в лучах яркого закатного солнца. А посреди центральной площади лагеря его спокойно ждали двое таких гостей, каких он увидеть совсем не ожидал: двое светлых альвов верхом на ратиенах.
Волосы альвов отливали серебром; оба были одинаково хрупкие, изящные, с длинными тонкими пальцами и широко поставленными глазами, то и дело менявшими цвет, – об этих чудесных глазах Ивор слышал и раньше. Но ничто из уже известного ему об альвах не смогло бы подготовить его к реальному их восприятию, к тому немыслимому впечатлению, которое произвела на него их ускользающая, переменчивая красота и грация, даже когда они стояли совершенно неподвижно.
