– Да, главные. Однако всё-таки если всю неделю будешь есть торт, то и не заметишь, что это торт… Чтобы песня «Эхо» засверкала, как бриллиант, надо петь и другие: там зритель улыбнётся, а здесь – призадумается. По-моему, так…
– Кстати, а какую колыбельную вы пели своему Збышеку?
– Вот эту (напевает): «Были собе свинки тши…». По-русски вы её, конечно, хорошо знаете: «Жили-были свинки три». Просто волшебная песенка: как только её начинала, Збышек сразу засыпал… Но, увы, сыну почему-то всё равно больше нравится, когда страшно фальшивым голосом поёт отец.
– В концерте вы исполняете «Из-за острова на стрежень». А ведь эту песню, кажется, на всём белом свете поют только мужчины, да и то не все, а лишь те, кто обладает густым басом?
– О-о-о… Тут целая история. В детстве я, знаете, мечтала стать оперной певицей. Но профессор музыки, бывшая примадонна Вроцлавской оперы, прослушав меня, сказала: «Доченька, этот номер не пройдёт. Запомни, что самые чувствительные существа на свете – мужчины, и при своём росте почти в 190 сантиметров ни один настоящий мужчина, тем более тенор, не захочет стоять рядом…». Я всё-таки стала певицей, хотя и не оперной. Правда, чтобы не смущать мужчин, стараюсь выступать одна. Но вот когда принимаю участие в сборных концертах, где в финале обычно мужчины и женщины вместе выходят на поклон, знаете, пара за парой, то у меня, как правило, партнера всё-таки не находится. Например, Ежи Поломский – такой хороший товарищ, а тут всё равно за кулисой прячется… Только один отважный однажды нашелся – замечательный наш артист Ян Кочиняк. Сам он, как говорится, «метр с шапкой», так вот посмотрел на меня снизу: «Ну что, маленькая, опять тебя никто не берёт?», взял за руку и вывел на поклон. Вот я и решила: если мужчины не могут со мной работать на сцене, я возьму их мужской репертуар. И подготовила «Из-за острова на стрежень».
– Слушая ваше выступление, я подумал вот о чём. Сейчас некоторые певцы откровенно прячут свои исполнительские недостатки за мощным звучанием электроинструментов. Слава богу, вам не надо хвататься за подобную «соломинку». Более того, на этот раз вы вообще отказались от оркестра – только рояль…
– Знаете, я недавно записала хорошую песню композитора Добрынина: «Если перед вами две дороги, по одной из них идти трудней. Будьте к своему желанью строги и идите именно по ней…». Я так подумала: это, конечно, поймут лишь музыканты – как адски трудно петь концерт под аккомпанемент одного фортепиано. Но зато я свободна, как птица, и могу сказать слушателям всё, о чём душа желает…
– Ещё ваш концерт подтверждает ту догадку, что мы понемногу возвращаемся к старым мелодиям, ритмам… К танго, например.
– О, это у нас в Польше сейчас очень популярно. И Ирэна Сантор, и Ирэна Яроцка, и Ежи Поломский, и многие другие певцы даже целые пластинки записывают со старыми танго.
– Вы ведь и сами пишете музыку? Как это происходит – специально ищете хорошие стихи или всё решает случайная встреча с настоящей поэзией?
Фото Витольда Боревича
– Так нельзя сказать – «пишу музыку». Это звучит слишком громко. Я не композитор, сочиняю по интуиции. Просто иногда стихи так понравятся, что слышу, как они звучат на музыкальном языке. Нет-нет, я бы не решилась утверждать, что пишу песни, я их придумываю…
– Сегодня на концерте ещё раз понял, что слушатель у вас очень верный и благодарный. Интересно, а какой зрительский отклик самый памятный?
– Не знаю… Хотя вот, пожалуй, такой случай… Этой весной купила сыну игрушку – лошадь-качалку. Жду такси, чтобы отвезти подарок домой, а рядом тоже ожидают машину родители с девочкой. Вдруг девочка спрашивает по-русски (видно, приехала погостить в Польшу с папой и мамой из Советского Союза): «Можно я покачаюсь?». Отвечаю: «Можно». Покачалась она и говорит: «Хочешь, я тебе за это спою свою самую любимую песню?». И как затянет на всю улицу: «Оди-ин ра-а-аз в год са-ады цвету-ут…». Послушав девочку, я решила взять эту старую уже песню в гастрольную поездку.
– Вы к нам прилетели из Одессы. Известно, как трудно «пройти» в Одессе. Хорошим голосом одессита не удивишь, ведь он, по его глубокому убеждению, «слышал всех»…
– Да-а, я знала, как опасно там… И эти опасения, между прочим, подтвердились: одесситы задержали нас на лишний день, придумали, что на Ленинград нет самолета. Пришлось дать ещё два концерта… Но всё равно, при всём уважении к одесситам, больше всего всегда скучаю по ленинградскому слушателю – наверное, самому тонкому и чуткому на Земле…
Из интервью разных лет
«…Когда я лежала в гипсе, столько добрых писем получила – из Москвы, из Ленинграда, с Дальнего Востока. Поэтому будущим летом буду петь не только в крупных городах, но и на самой дальней периферии, куда заграничные гастролёры обычно попадают редко… Ну а на Невские берега хочется очень. Впервые побывала в Ленинграде в белые ночи, после концертов бродила по городу чуть не до утра. Но, признаюсь по секрету, всё-таки больше всего помню ленинградское мороженое: знаете, такой толстый круглый шоколад вокруг палочки? Вкуснее ничего не пробовала».
«…Конечно, петь с большим оркестром – большое удовольствие, но всё-таки лучше всего себя чувствую, если рядом лишь фортепиано. Когда музыка от меня идёт прямо к сердцу слушателя. Да, аранжировка для песни очень важна, это словно красивое платье для женщины: она и так хороша, но платье делает её ещё лучше. Однако иногда это шикарное платье может быть и ни к чему. Тем более, когда песня аранжируется слишком шумно. Так шумно, что уже не слышна и сама мелодия. Наверное, специфике моего голоса эта мода противопоказана».
«…Как-то мне посчастливилось прочитать два стихотворения советских поэтов: „Песню“ Риммы Казаковой и „Костыль“ Сергея Острового. Тронули они меня так, что написала к ним музыку. Потому что нашла в стихах самую сердечную правду. И хотя люди эту правду знают – когда снова слышат её со сцены, всё равно волнуются. Римма Казакова пишет о памяти, которую мы сохраним в сердцах, о тех почти мальчиках, что заслонили нас от фашистских извергов. Вторая песня – тоже о войне и о нашей чуткости: если увидишь костыль инвалида – не суетись, не забегай вперед. И дай бог, чтобы этой его боли другие люди никогда не узнали. По-моему, для человека моей профессии самое главное – не играть. Быть самим собой. И если говоришь ты о вещах серьёзных, то слушатель поймёт тебя обязательно…»
Владимир Гоцуленко, журналист, поэт, в середине 70-х – корреспондент газеты «Вечерняя Одесса» (Одесса) «Я был поражен её человеческой простоте»
Бывают встречи, о которых помнишь всю жизнь. Я по долгу работы общался со многими артистами, но такого человека, как Анна Герман, я встретил лишь однажды. Это было в 1974 или 1975 году в Одессе, когда певица приехала туда с гастролями и жила в городе несколько дней. Тогда только была создана газета «Вечерняя Одесса», это было совсем молодое издание, и я с моим коллегой Семёном Лившиным решили сделать интервью с популярной певицей.
