2. Следующий, кто смог подтвердить нахождение в Орловке семьи Мартенс, был Генрих Вольф. Он и его жена Тамара рассказали, как однажды, когда Анна Герман в первый раз появилась на экране телевизора, его мать Лилия Юлиусовна Вольф вдруг сказала: «Она похожа на Ирму Давидовну, поёт, как её дочка Антье». И она рассказала детям, как во время войны она с сыном и семья Мартенс жили в «учительском доме». Она работала в школе (вела немецкий язык) вместе с мамой Ани. Рассказывала она своим детям и то, что Ирму Давидовну постоянно преследовали и ей вскоре пришлось уехать из Орловки.
Про Анну она говорила, что та постоянно пела и все в доме любили слушать её приятный голосок. Обычно Лилия Юлиусовна слышала пение Ани через стенку рано утром.
3. Интересной была беседа с Германом Ивановичем Квиринг. В 1942–1943 годах ему было 12–13 лет. Он учился в школе и помнит своего учителя Германа Маркусовича Тернера.
Время было трудное, обувь в магазинах не продавалась. Летом большинство моих односельчан ходили босыми (представляете, какая толстая подошва нарастала на ногах?), а на зиму приспособились носить так называемые шлёры (schloren). Из дерева вырезалась толстая (3–4 см) подошва, на носок прибивалась полоска кожи или брезента, и обувь была готова: носили всю осень, зиму и весну, и в слякоть, и в снег.
Отец Германа Квиринга дядя Ваня Квиринг (Onkel Hans) делал самые лучшие шлёры на селе. Герман ему помогал. Он вспоминает, как Герман Маркусович ходил во время уроков по классу, громко стуча подошвами шлёр по полу.
4. Анна Паульс помнит обоих – и Ирму, и Германа Маркусовича. В 6–7-х классах Ирма Давидовна преподавала немецкий язык, русский язык и литературу.
Маргарита Унру-Цыганова (Германия) Анна Герман была этнической голландкой
Та самая обложка звукового журнала «Кругозор»
Анну Герман считают своей Польша, Россия, Германия. Так оно и есть. Анна, чей неповторимый хрустальный голос воспринимается как свет чистого сердца, была близка многим людям. Да что там многим – всем, кто её слышал. Чтобы понять внутренний мир этой удивительной женщины и певицы, нужно знать о ней то, о чём все эти годы умалчивали, недоговаривали.
О том, что Анна Герман не принадлежит по крови польскому народу, – известно давно. Когда по телевизионным каналам с успехом прошел сериал о жизни Анны Герман все «узнали», что Анна Герман была российской немкой. Такая версия биографии огорчила бы Анну, её маму и бабушку. Ибо Анна Герман по происхождению была голландкой. Предки Анны по материнской линии имеют чисто голландские корни, да и со стороны отца бабушка была тоже голландского происхождения, и только один дедушка – немец. Именно черты национальной идентичности и сформировали из Анны Герман того человека, которого мы знаем и любим. Но обо всём по порядку.
В моей жизни Анна Герман сыграла особую роль. Первое соприкосновение с Анной – весенний день начала семидесятых, я жила в Ташкенте и шла по улице Пушкина. У консерватории в витрине газетного киоска я увидела журнал «Кругозор», с синей гибкой пластинкой внутри, а на обложке женский портрет неземной красоты. Вы помните унылые витрины наших газетных киосков тех времён, а тут такая красота – ангел в белом хитоне. Журнал я купила, не задумываясь. Хотя проигрывателя у меня не было, «достать» его (помните, мы тогда вещи не покупали, а «доставали») я не могла, да и денег не было. Так что услышать голос Анны Герман я смогла не скоро. Но меня поразило совсем другое. В кратком резюме было написано следующее, дословно (журнал у меня сохранился до сих пор):
«Отец Анны Герман – уроженец Лодзи. Мать – из старинного голландского рода. Родилась Анна в Узбекистане в 1936 году, в 1946 году с матерью и бабушкой вернулась на родину отца. Но голландские традиции двухвековой давности столь сильны, что три женщины до сих пор разговаривают дома на несуществующем голландском наречии – окаменевшем языке XIV века…»
Я остолбенела: вымирающее голландское наречие это же Plattdeutsch (Ploditsch), на котором говорили мои бабушка, говорят моя мама и все тёти. И я знаю, как дорог для них этот родной язык. Они все прекрасно говорят и на литературном немецком языке, и по-русски, но, когда они собираются вместе, они говорят только на Ploditsch, и лица их при этом светлеют. Я на этом языке не говорю, но понимаю. Я с детства знаю, что у нас голландские корни, и мы меннониты, выходцы из Голландии. Уверена, что большинству читателей слово «меннонит» ничего не говорит. Поэтому, обращаясь к истории расскажу немного о меннонитах из Голландии.
«Это не вымысел. Рядом с нами живут потомки древних голландцев. Им уже много лет. Они уйдут и унесут с собой знания, которые могли бы изменить мир. Удивительно: совсем простые знания, а человечество до них так и не доросло. Советский энциклопедический словарь подтверждает: «меннониты – это голландские протестанты». Община была основана в Нидерландах в 30–40 годы XVI века Менно Симонсом. Меннониты проповедуют смирение, отказ от насилия, верят во второе пришествие Христа. Если в истории и бывают неудачи, то четыреста лет скитаний меннонитов – тому пример. Во второй половине шестнадцатого века они из-за гонений вынуждены были покинуть Голландию и переселиться в Пруссию. В XVIII и XIX веках, спасаясь от гонений Прусского короля Фридриха Второго, снова эмигрируют: одни в Америку и Канаду, многие делают выбор в пользу России…» — Лана Тернер (Wikipedia)
Данциг (ныне польский город Гданьск) – был местом, куда в XVI веке поселились меннониты, выходцы из Голландии. Они переселились компактно и их поселения назывались Hollandische Dorfer – голландские сёла. В одном из этих сёл под названием Конопат жили мои предки, это я знаю из дневника моего дедушки. Там голландцы-меннониты „онемечились", т. к. государственным языком в Гданьске в то время был немецкий, поэтому в школе и в церкви говорили на Hochdeutsch – литературном немецком языке. В Россию меннониты переселились уже из немецкой Пруссии (ныне Польши) в конце XVII начале XVIII века. В России их стали считать немцами, а когда эти же меннониты, называемые «немцами» после войны эмигрировали из СССР в Германию, то в Германии стали называться русскими.
В Польше и сегодня помнят меннонитов, их аккуратные голландские деревни, водяные и ветряные мельницы. Земли осушённые ими до сих пор плодоносят и они осушаются по той же технологии, как это делали меннониты сотни лет назад. Несмотря на все злоключения и постоянные вынужденные переселения, меннониты при этом полностью сохранили свою идентичность. Они никогда не забывали свои голландские корни и родным языком оставался Plattdeutsch, или как говорили сами меннониты Ploditsch. И этот Ploditsch является старо-голландским языком. На этом языке в XVI столетии говорило всё население прибрежных районов Нидерландов и во всех ганзейских городах, на этом же языке были написаны первые хартии ганзейских городов и велось богослужение.
Меннониты из СССР – это были совершенно особенные «немцы», отличавшиеся чистым литературным немецким языком, потому что немецкий язык был для них не родным языком, а языком «выученным». Наша тётя, которая умерла в Германии на 101-м году жизни, рассказывала, что во время Первой мировой войны, когда она жила на Украине и туда пришли немцы, они удивились: «Откуда у вас такой высокий литературный немецкий язык?» Всё это шло от немецкой школы и из церкви. Обучение в школе и проповеди в церкви проводились на литературном языке, на языке Шиллера и Гёте. А дома меннониты упорно продолжали говорить на своём Ploditsch, у них были свои традиции, вера. Главным для них было – не брать в руки никакого оружия, жить в мире со всеми, не употреблять бранных слов, быть со всеми приветливыми. Мы, дети, перед сном всегда читали короткую детскую молитву: «Vater unser much mich fromm, dass ich in den Himmel komm» («Боженька, помоги мне стать благочестивой, чтобы я попала на небо)». Я уверена, что Анна ребёнком тоже читала эту молитву перед сном.
