– Что делать-то с телом? – снова напомнил я.
Сидоренко посмотрел на меня.
– А то и делать, что всегда с ним делают. Твоей вины в его смерти нет. Сам ее по глупости напросил. А значит так тому и быть. Закопаем его и всего-то делов. Был человек и нет человека.
– Так не бывает, – возразил я. – У него поди родственники есть, может быть жена, дети. Рано или поздно спохватятся, где он? Начнется розыск.
– Детей и жены у него нет, а мать-старушка была в наличие. Да если она и заявит куда следует, что толку-то. Здесь в тайге сколько всякого народа пропадает. Уходят и исчезают без следа. И никто не знает, что с ними стряслось. А Сержант и его головорезы молчать будут, у них рыльца в таком пушку… Чего стоишь, бери его и несем вниз.
Этот Мишка оказался тяжелым и пришлось немало попотеть прежде чем мы спустили его вниз. Сидоренко оставил меня с трупом, а сам пошел в лагерь. Вернулся он минут через пятнадцать с двумя старателями. Каждый из них нес лопату.
На мой немой вопрос, Сидоренко пояснил:
– Не бойся, эти ребята до самой могилы ничего никому не скажут.
Те, подтверждая слова босса, дружно кивнули головами. Мы понесли тело дальше, в небольшой лесок. Там возле высокой сосны могильщики быстро вырыли могилу, затем мы все спустили в нее труп. Потом они так же быстро набросали на него землю и тщательно выровняли участочек. И через какой-то час практически не осталось никаких следов того, что здесь был похоронен человек.
Почему-то мне стало неприятно. Конечно, он бандит, но все же как-то несправедливо не поставить на могиле хоть какой-нибудь знак. Но я понимал, что это единственный способ навсегда сохранить это происшествие в тайне. Что же касается Сидоренко и его старателей, то их я мог не бояться; помогая мне скрыть труп, они в полной мере становились моими соучастниками. И как странно, что этот, почти незнакомый мне человек, оказался накрепко связан со мной общей тайной.
Все вместе мы вернулись в лагерь. Я крепко пожал руки не то своим помощникам, не то своим соучастникам. Сидоренко задержался возле полога моей палатки.
– Постарайся заснуть, это успокоит тебя. – Его голос прозвучал непривычно мягко. Так говорят родители со своими чадами. Я от души поблагодарил его.
К моему удивлению мне в самом деле вдруг захотелось спать. И едва моя щека коснулась мякоти подушки, я тут же заснул.
Утром, когда я вышел из палатки, рабочий день был в разгаре. Часы показывали, что я спал почти десять часов. Ко мне подошла та самая женщина, что прислуживала нам вчера. Она пригласила меня позавтракать.
К моему удивлению в палатке меня поджидал Сидоренко.
– Встал, наконец, а я уж-то думал, что ты будешь спать весь день.
Садишь, отведай.
Начальник прииска налил водки, мы выпили без тоста и чоканья. Сидоренко задумчиво смотрел на меня, словно желая что-то сказать.
– А ты молодец, парень, – вдруг промолвил он. – Когда я тебя увидел, то подумал, что ты Сашке и в подметки не годишься. Я теперь понял, что вполне потянешь. Давай-ка бери бразды правления в свои руки, не то всем нам будет плохо. Уже дела худо пошли. – Неожиданно он хлопнул меня по плечу. – А я если что, на меня всегда можешь рассчитывать, одного в беде не оставим. И мои ребята за тебя, у нас тут смелых ценят.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я. Я, в самом деле, был и горд, и тронут словами Сидоренко, давно никто обо мне так хорошо не отзывался. В последние годы я слышал о себе лишь пренебрежительные суждения.
– Так что ты решил?
– Еще не знаю. Не так-то все просто, Василий Трофимович.
Сидоренко как-то странно посмотрел на меня.
– Это верно, не так-то все просто. Письмо ребята утром нашли, вот можешь почитать. – Он протянул мне бумажку.
Письмо было совсем коротким, всего в одно предложение, да и то состоящее из одного слова. Зато какого! «Убью». И подпись: Сержант.
Глава 16
После суточного отсутствия я вернулся в особняк моего дяди. Настроение было мрачное, я убил человека и получил письмо с угрозой. И у меня не было никаких оснований для сомнений, что то были не пустые слова.
Зато в доме меня поджидали большие неожиданности. И начались они сразу же, едва я переступил порог. Навстречу мне вышла Анастасия, чего до сей поры еще не случалось ни разу. Более того, на ее лице не было, словно обязательной маски, выражения враждебности, я бы даже сказал, если бы не побоялся сглазить, что молодая женщина смотрела на меня вполне доброжелательно.
Впрочем, гадать о том, что же такого необычного случилось, что вызвало в ней столь разительную перемену, долго не пришлось, Анастасия сама все объяснила.
– Мне надо с вами поговорить, – произнесла она, повергнув меня в изумление. – Если вы не устали, я бы не хотела откладывать наш разговор.
Откровенно говоря, чувствовал я себя не лучшим образом, но у меня и мысли не возникло перенести нашу беседу на другое время. А вдруг Анастасия передумает.
– Нет, я не устал, – поспешно ответил я. – Готов выслушать вас внимательно.
– Давайте присядем тут у камина, – предложила она.
Мы сели напротив вдруг друга в креслах. Несколько секунд Анастасия молчала, то ли накапливая решимость, то ли собираясь с мыслями.
– Я все время думала над вашими словами о том, что Саша был бы недоволен моим поведением по отношению к вам. Я хочу вам сказать одну вещь, он лишь однажды поделился со мной этой своей мыслью. Я полагаю, что это было одно из самых интимных его переживаний. Он всю жизнь тосковал по своей семье, по родителям, по своему младшему брату, то есть по вашему отцу. И не раз хотел приехать, повидаться, а та и окончательно соединиться со своими самыми близкими родственниками. Мне кажется, что он чувствовал по отношению к ним свою вину. И то, что он составил завещание в вашу пользу, скорей всего побудила сделать его именно эта причина.
– Но что же ему тогда мешало приехать к родителям, к моему отцу? А он даже не раз им не написал, не позвонил.
– Понимаете он был человек очень тонких чувств, но всю жизнь старательно скрывал это обстоятельство. Окружающие считали его беспощадным, даже грубым, он мог сказать любому самые нелицеприятные слова. Наверное, это было по-своему оправдано, его окружала грубая, а подчас жестокая действительность. И справиться с ней было совсем нелегко. И только те, кто были рядом с ним, видели, как он потом мучается. Я так думаю, что все это как раз и помешало ему вернуться в вашу семью, ему было непросто даже самому себе признаться в своей сентиментальности. Он оказался заложником собственного образа. Все последнее время я размышляла над тем, как я должна к вам относиться. Неожиданно для меня этот вопрос оказался весьма непростым. Поймите меня правильно, дело не в моем личном отношении, а в том, как я должна к вам относиться, исходя из желания Саши. И я ясно осознала, что он бы ни за что не одобрил моего поведения.
