– Мне не в чем вас упрекнуть, – великодушно сказал я, – вы не обязаны меня любить только потому, что я близкий родственник дорогого вам человека. В конце концов, мы любим людей за то, какие они есть, а не за то, в какой родственной близости они от нас находятся. В каком-то смысле родственная любовь – это любовь по принуждению, а она никогда не бывает искренней. Я предпочитаю, чтобы вы относились ко мне так, как подсказывает вам сердце, а не пытались бы насильно заставить себя испытывать ко мне добрые чувства.
По лицу Анастасии я понял, что мой пассаж вызвал у нее удивление.
– Я рада, что вы так думаете, признаюсь, что я не ожидала от вас услышать такие слова. Если мы возьмем их за основу, нам будет легче строить отношения друг с другом.
Я отнюдь не был в восторге от перспективы взять эти слова за основу, но мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ней.
– Думаю, не самые лучшие, но естественные отношения предпочтительней самых хороших, но искусственных. А, как известно, все искусственное недолговечно.
– В таком случае будем считать, что по этому вопросу мы договорились.
– А есть еще какой-то вопрос, по которому нам нужно договариваться?
– Я сказала уже вам, что много думала над тем, как бы отнесся к моим поступкам Саша. И я поняла, что должна вам помочь. Вы сказали, что хотите лучше понять, что за люди здесь живут, какие мотивы двигают их поведением?
– Да, я действительно не все понимаю. Иногда мне кажется, что я приземлился сюда с другой планеты. Мир, в котором я вырос и жил, существенно отличается от того, в который я попал. И нередко мне трудно ориентироваться в нем.
– Именно это я и имела в виду. И я хотела бы вам помочь разобраться в этом новом для вас мире. Вы правы в том, что люди смотрят здесь на многие вещи по иному, чем там, где вы жили до сих пор. То, что для вас часто не имеет значение, здесь воспринимают, как самое драгоценное.
Я вспомнил события предыдущей ночи. В самом деле, есть вещи, которые повергают меня в изумление. Например, то, что каждому здесь дают возможность дойти до самого дна, а затем, если хватает воли и сил, позволяют подняться вверх. И при этом за тобой наблюдают, сравнивают с только им одним известными критериями.
– И как будут происходить эти уроки?
Анастасия, как мне показалось, немного нерешительно посмотрела на меняя.
– Я хочу вас познакомить со своими родителями. Мне кажется, для вас это будет очень полезно.
– Буду только рад. Знаю немного их дочь, я могу судить о том, какие достойные это люди.
И сразу же заметил, что пересластил, так как на лицо Анастасии наплыла тень. Из этого можно сделать вывод: не знаю, как вообще она воспринимает комплименты, то к моим – относится сугубо отрицательно. Впрочем, учитывая, какой тектонический сдвиг произошел сегодня в наших отношениях, это можно воспринимать, как небольшую досадную помеху.
– Когда же мы отправимся к вашим родителям?
– Скоро. Я должна их предупредить. Им нелегко будет вас встречать, они очень любили Сашу…
– Понимаю, вы опасаетесь, что я не вызову у них таких же эмоций.
– Не совсем так, хотя частично вы правы. Впрочем, вы сами все увидите. У меня будет к вам еще просьба.
– Да, конечно, – Было же желательно, если бы сходили в офис. Я точно не знаю, так как Гессен старается не слишком допускать меня до дел компании, но там, кажется, происходит нечто важное.
Рассказать ли ей о разговоре с Таракановым? По крайней мере, не сейчас. Я сам попробую кое в чем разобраться.
– Я обязательно последую вашему совету.
– Спасибо. – Анастасия встала. – Я приготовила вам обед. Извините, что оставляю вас есть одного, но мне надо идти.
Она встала и направилась к выходу.
В офисе компании все было по-прежнему. Кондиционеры разносили по помещениям прохладный воздух, делая в них нахождение весьма приятным. И все же я не мог отделаться от ощущения, что в коридорах и кабинетах таится какая-то напряженность.
Секретарша откровенно обрадовалась моему появлению, словно я привез из поездки ей дорогой подарок. Я сел за стол, она встала по другую его сторону в ожидании распоряжений.
– Что-нибудь произошло за время моего отсутствия? – спросил я. По ее лицу я понял, что произошло. Говорите, я же вижу.
Она вдруг ответила мне шепотом.
– Ходят слухи, что пришла телеграмма от немцев по поводу закупки оборудования. Но никто точно ничего не знает.
– Это все?
На лице женщины я прочитал ответ: «А разве этого мало?».
– Пригласите мне Гессена, – сказал я. – Хотя не надо, я сам к нему пойду.
Учитывая наш последний разговор, я решил, что не стоит лишний раз разыгрывать из себя начальника. Вот когда я им стану… Иногда я ей богу начинаю жалеть, что этого никогда так и не случится.
Я постучал в дверь кабинета Гессена. Тот пригласил войти. Но когда он увидел, что за персона пожаловала к нему, то явно пожалел, что поступил столь опрометчиво.
– Здравствуете, Генрих Оскарович, как тут у нас дела?
– Все в порядке, – не сказал, а процедил он.
– А мне кажется, что не совсем. На прииске жалуются, что вы их забросили, не кажетесь туда. А у них к вам есть вопросы.
– Сидоренко регулярно бывает на совещаниях.
– Не мне вам говорить, что не все вопросы можно решить в кабинете. Иногда надо выехать и на пленэр. Там многое выглядит по-иному.
– Послушайте, я бы попросил вас не учить меня. Я сам знаю, когда и куда мне надо ехать.
– Не спорю. Но я еще слышал о том, что немцы прислали телеграмму, просят предварительного подтверждения нашего намерения заключить с ними сделку.
В брошенном Гессене на меня взгляде явно читался вопрос: и откуда этому хлыщу об этом известно? Я с напряжением ждал, будет ли он отрицать факт получения телеграммы. Однако у него хватило ума этого не делать.
– Да, получил и уже готовлю ответ.
– А вам не кажется, что такой важный вопрос следовало бы обсудить на правление, ведь от него в немалой степени зависит, как станет развиваться компания.
– Моих полномочий достаточно, чтобы я один принял бы решение.
– А можно узнать, какое решение вы приняли?
Гессен явно раздумывал, как ему вести себя в этой щекотливой ситуации. Весь его вид просто вопил о том, что меньше всего на свете ему хочется говорить со мной на эту тему.
– Послушайте, Генрих Оскарович, совсем скоро я стану владельцем компании, и я не могу оставаться в неведение относительно принимаемых вами решений. Поэтому я настоятельно прошу вас, сказать, что вы намерены предпринять, – усилил я давление.
Чтобы не выдать свое раздражение моей настойчивости, Гессен плотно сжал губы.
