– В вас стреляли? – переспросил он. – Но зачем?
– Обычно стреляют для того, чтобы избавиться от человека, – заметил я.
– Но зачем избавляться от Людмилы Семеновны?
– Наверное, она знала то, что некоторые люди не хотели, чтобы она знала. Или вы думаете иначе, Генрих Оскарович?
– Да нет, я не думаю. Я вообще, не знаю, что думать. Исчез мой сотрудник Тараканов. После обеда он ушел – и нигде его нет. Дома тоже не знают, где он находится. А мне он срочно нужен.
– Вы пришли меня спросить, где Тараканов?
– В том числе. Кто-то же должен знать, где он?
– Кто-то должен, – согласился я, – но почему вы считаете, что этим человеком обязан быть я?
– Но вы же пытались выяснить про убийство Александра Михайловича. Вот я и подумал, может, вы знаете и про то, где Сергей Иванович?
Он действительно ничего не знает или пытается запудрить мне мозги? Если это так, то надо признать, что действует он ловко. Я даже не в состоянии понять его намерений, так как со стороны все его действия выглядит как одна сплошная нелепица.
– Я не знаю, где Тараканов, – как можно более спокойным тоном постарался сказать я. – Вас кажется еще что-то беспокоит?
– Да, – кивнул головой Гессен. – Я сегодня узнал, что у нас на расчетном счете нет денег. И Марины Владимировны тоже нет, куда она запропастилась?
– Она улетела на вертолете в краевой центр, по ее словам, улаживать какой-то финансовый вопрос.
– Тогда понятно, – задумчиво произнес Гессен, однако весь его вид свидетельствовал об обратном, – И все же куда подевались деньги, ведь недавно их было вполне достаточно для текущих расчетов? А сейчас как раз надо срочно сделать несколько таких платежей.
– Это в самом деле странно, меня тоже интересует вопрос: куда делись деньги? Вот Людмила Семеновна рассказала, что по приказу Ращупкиной были переведены крупные суммы каким-то фирмам. Это так? – обратился я к бухгалтерше.
– Так, – чуть поколебавшись, подтвердила она.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Гессен. – Какие фирмы? Насколько я знаю, в ближайшее время никаким фирмам мы не должны были перечислять деньги. Мы же так можем прогореть! – вдруг возмущенно воскликнул он.
– Вам еще что, а каково мне, я же полностью лишусь своего наследства. Получу акции по цене туалетной бумаги.
– Мне кажется, что необходимо создать комиссию по расследованию всего того, что происходит в компании после смерти Александра Михайловича, – вдруг впервые за разговор подала голос Анастасия.
Гессен бросил на нее чуть ли не испуганный взгляд, но ничего не ответил. Он вдруг как-то сник; если сюда он пришел с прямой спиной, то теперь походил на сгорбленного старика.
– Мне следует подумать обо всем, – вдруг сказал он и последовательно одарил каждого из нас своим взглядом. Что-то затравленное почудилось мне в его глазах. Я даже ощутил нечто вроде жалости к нему.
– Конечно, подумайте Генрих Оскарович, только недолго. Не мне вам говорить, как в такой ситуации дорого время. Надо принимать срочные меры. А на счет идеи Анастасии Мефодьевны, мне кажется, она весьма здравая. В компании происходят какие-то нездоровые процессы. Пока они окончательно не погубили ее, надо во всем разобраться.
– Вы правы, Евгений Викторович, – без всякого энтузиазма согласился Гессен. – Но сейчас я пойду. Кажется, я напрасно пришел сюда.
– А по-моему наш разговор был небесполезен для нас обоих. Нельзя сказать, что мне все ясно, но все же теперь я немножко лучше понимаю ситуацию. Только не уезжайте никуда, как Марина Владимировна, вы скоро понадобитесь.
Гессен пристально посмотрел на меня, но промолчал и направился к выходу. Мы проводили его взглядами. Он вышел и аккуратно закрыл дверь за собой, как человек, попавший в не тот дом по ошибке. Будь я в другой ситуации, я бы поломал голову над загадками его поведения. Но я чувствовал себя, словно грешник поджариваемый на сковородке в аду, меня ни на минуты не оставляло ощущение, что в любой момент стоит ждать неприятностей.
– Пойдемте быстрей, – поторопил я женщин, которые продолжали пребывать в нерешительности. И первый двинулся к выходу.
Ночь была совершенно темная, на небе не сияло ни одной, даже крошечной звездочки. Плохо утрамбованная дорога все время петляла, а так как я гнал машину едва ли не на предельной скорости, то постоянно рисковал вылететь с трассы. Но я не мог ехать медленней, так как столь быстро мчаться принуждал меня страх. За каждым кустом, за каждым деревом мне чудился притаившийся враг, который в любой момент может выскочить на дорогу и бросить гранату или ошпарить автоматной очередью. Никто не разговаривал. Иногда я лишь поглядывал на сидящую рядом Анастасию. В темноте было трудно разглядеть выражение ее лица, я лишь видел, что она, не отрываясь, смотрит вперед. Мне хотелось проникнуть в ее мысли, но они всегда оставались для меня недоступной зоной. Это говорило о том, что я по-настоящему так и не узнал, что она за человек, нечто важное в ее натуре постоянно ускользало от меня. Иногда мне казалось, что я приближаюсь к пониманию ее загадки, но затем всякий раз убеждался, что это не более чем моя очередная иллюзия.
Так как я все время напрягал глаза, то в какой-то момент вдруг почувствовал, что почти ничего не вижу. Я затормозил. Анастасия повернула ко мне голову.
– Что случилось, что-нибудь с мотором?
– С мотором слава богу все в порядке, не в порядке с моими глазами. Я их перенапряг и сейчас плохо вижу. Нужно подождать, пока не восстановится зрение.
– Но нам опасно останавливаться на дороге.
– Опасно, – подтвердил я.
– Тогда давайте поведу машину я.
– А справитесь?
– Я водила бульдозер и трактор.
Мы поменялись местами и снова машина начала отсчитывать километры пути. Я смотрел на темнеющий по обеим сторонам дороги лес, и думал о том, что то сражение, которое я веду сейчас, в чем-то по сложнее и по страшнее, чем те битвы, в которых участвовал на войне. Там были хоть какие-то правила, по которым развивались действия, а здесь они отсутствуют вообще. Там я знал, на кого мог опереться, кому мог довериться, а у кого попросить подмоги, а тут я совершенно один в окружении людей, чьи замыслы я в лучшем случае могу лишь иногда угадывать. Сам себе я напоминаю попавшую в паучью сеть муху, которая отчаянно пытается выбраться из паутины.
Где-то в середине ночи вдали на горке показались редкие огоньки села. Я облегченно вздохнул, мои враги, по крайней мере, временно потеряли меня из вида. А это значит, что можно немного передохнуть.
Я взглянул на Анастасию и заметил, что она сильно утомлена.
– Давайте я вас сменю, мое зрение воскресло.
Анастасию не споря, покорно уступила мне кресло водителя.
Через пятнадцать минут мы въехали на спящие улицы. Наше появление приветствовал лишь собачий лай. Анастасия указывала мне путь. Когда я заглушил мотор, то почувствовал сильное облегчение. Мне снова повезло.
