– Чтобы изменилось?
– Да все! – решительно заявил Клочков, попахивая сигаретой.
– Не уверен.
– Я тебя понимаю, у тебя есть к нам претензии. Брата убили. Но мы этих гадов найдем. Я тебе обещаю: приведу их к тебе за яйца.
– Последнее не обязательно. Просто приведите. Но только пока следователь Очалов шьет дело против Алексея.
– Вообще-то ты понимаешь, следователь напрямую мне не подчинен, у него свой начальник есть. Но если я скажу прокурору, то думаю, это можно исправить. Переусердствовал мужик, с кем не бывает. Каждый в жизни хочет иметь свой гешефт. Все мы люди, все мы человеки. Что в форме, что не в форме. Вот скажи, чего нам делить?
– Так вам известно, кто убил Алексея?
– Может, известно, может, нет. Понимаешь же, не маленький, пока следствие не закончено и дело не передано в суд, сказать точно ничего нельзя. Есть предположения… Но ты же, сынок, сам не хочешь, чтобы мы нашли убийц.
– Это как понимать?
– Ну разве так делают, как ты делаешь?
– Что же я делаю, по-вашему, не так?
– Ну чего ты мне крутишь яйца. Что ты не понимаешь, о чем говорю?
– Простите, но не совсем.
– Да, твои выступления. – Внезапно он достал из кармана миникассету. – Не против, если послушаем. – Не дожидаясь моего ответа, он вставил ее в магнитофон, и я сразу же узнал пробивающийся сквозь помехи собственный голос. «Милиция города по коррумпированности делит далеко не почетное первое место с мэрией, про которую всем известно, что там нет ни одного даже самого незначительного клерка, который бы не брал взятки. И тоже самое в милиции. Но стоит ли этому удивляться, если главным коррупционером является сам ее глава. Все знают, что он является послушным исполнителем воли преступных кранов, покрывает их грязные делишки. Ну а они не остаются в долгу перед ним; кто не видел шикарного особняка, в котором обитает наш главный милиционер. Чтобы его купить на свою зарплату, ему бы понадобилось 200 лет». – Клочков резким нажатием на кнопку, выключил диктофон. – Что же ты, сынок, меня так позоришь, неправду при всем честном народу говоришь. Про коррупцию, про особнячок. Согласись, что нехорошо поступаешь. И ведь не раз и не два, а на каждом митинге все это повторяешь. Ты ж понимаешь: подам на тебя в суд за клевету, так в тюрьме сгниешь.
– Не подадите, потому что это правда. И что преступников покрываете и что живете в замке.
– И доказательства тому у тебя есть? Про то, как покрываю преступников. А, как ты говоришь, замок, так он моему племяшу принадлежит. Документики все есть соответствующие. В любой момент могу предъявить.
– Про племянника знаю. Только у него-то откуда такие денжища, он кажись наркоман. Вы ему деньги на наркотики и даете. Умрет, дом вам отпишет. И тогда вы официально сможете вступить во владение наследством.
– Силен ты сказки рассказывать. Не зря тебя так люди слушают. Я вот тоже грешным делом заслушался.
– Не подадите вы в суд, потому что боитесь официального расследования. По всем показателям наша милиция худшая в области. И в областном УВД на вас и на ваших архаровцев скопилась целая гора жалоб. Правда пока вам удается отбиваться, так как ваш шеф – бывший сокурсник, с которым вы водку глушили, да по бабам бегали. Но не так уж прочно вы сидите в своем мягком кресле; если жаренным запахнет, он же вас первым сдаст. И вы про то не хуже меня знаете. Вот и со мной захотели встретиться, потому что боитесь.
Клочков внимательно смотрел на меня. Он курил очередную сигарету, и дым от нее летел мне прямо в лицо. Внезапно он глубоко вздохнул.
– Молод ты, как ты еще молод. Жизни не знаешь. Вроде бы она и стукала тебя по башке, а вот сидишь передо мной так словно нет ни одной шишки. Смотрю на тебя и такое чувство испытываю, будто ты мне сын. Я тут твое досье листал; мы с твоим батьком одногодки. Ему пятьдесят восемь было бы и мне пятьдесят восемь. Даже в месяце одном родились. Только он в начале, а я в конце. И жили всю жизнь рядом. Я твою мать в молодости видел; на нее многие заглядывались. Как знать, повернулась бы колесо жизни немного в другую сторону, и я бы мог стать твоим родителем. А ты вот как говоришь со мной. Честно скажу, огорчаешь меня.
– Я не ваш сын и уже им слава богу никогда не буду. Так что не стоит давить на мою сентиментальность. Если меня изберут мэром, я сделаю все, чтобы убрать вас с этой должности. И не только убрать, но я надеюсь, что начнется расследование вашей многогранной деятельности.
– Значит, так ты расцениваешь мои слова. Думаешь меня на испуг взять. – Лицо Клочкова перекосилось. – Я к тебе со всей душой, а ты мне в ответ…
Я видел, что ярость буквально душила его, но он пытался ее побороть. Ему очень не хотелось демонстрировать передо мной свое истинное лицо. Клочков встал и несколько раз, чтобы успокоиться, прошелся по кабинету. Затем вновь сел напротив меня.
– Я знаю, кто тебя настраивает против меня. Или ты полагаешь, что Вознесенский не имеет своего интереса. Мы давно за ним следим. За ним такое… Только ловок он, чертяга, никак не схватишь. – Внезапно Клочков наклонился ко мне, а его голос зазвучал едва слышно: – Мы же с тобой можем договориться. Я тебе помогу во всем. В этом городе нет человека, который не мечтал бы о моем покровительстве. Хочешь быть мэром, пожалуйста. Я полностью на твоей стороне. Ты прав, надо усиливать борьбу с преступностью. Сам знаю слабые места в управлении. Вместе мы их одолеем. Нынешний мэр – ты это верно говоришь – по уши завяз в дерьме. Мы накопили против него такой материал… Но ничего не можем сделать, губернатор против. Сам понимаешь: кому же приятно, если в его области вылезет вся эта мерзость наружу. Скандал на всю страну. А он же у нас большой политик. Но если ты победишь, запрета больше не будет; кого интересуют бывшие мэры. Я тебя снабжу таким сногсшибательным компроматом, против него никто не устоит. Устроим замечательный процесс; вся страна на уши встанет. А главным героем будешь ты, прогремишь на все государство. А с такой славой можно и дальше пойти. В депутаты или в губернаторы; через два года в области выборы. Умный политик должен опираться на реальную силу. А что твои союзнички; ну бабки кое-какие у них имеются, но этого же недостаточно. Видишь, я с тобой откровенно говорю, как со своим сынком. И вовсе не потому что тебя боюсь, а потому что нравишься ты мне. За тобой будущее. Ну как, по рукам?
Я увидел протянутую мне широкую, совсем не холеную ладонь Клочкова. Я знал, что в молодости ему пришлось нелегко, и пока не пошел служить в милицию, работал и грузчиком на железнодорожной станции, и на заводе слесарем. Но все это осталось в далеком прошлом, о котором он сам, поди, уже плохо помнит.
– Послушайте, Петр Васильевич, давайте прекратим этот разговор. Мы же не дети и все прекрасно понимаем. И вам меня не купить. Я знаю, кто вы и у нас могут быть только одни отношения – я буду с вами бороться до полной победы.
– Значит, думаешь, что меня сможешь одолеть. – Клочков больше не скрывал своего гнева. – Да я таких как ты… – Теперь перед моим носом уже висел его внушительный кулак. – Или думаешь, что первый роешь под меня могилку. Много было таких копунов, да только где они и где я? – Он встал. – Ты еще припомнишь этот наш разговорчик и пожалеешь о нем. Запомни, я не тот человек, который два раза предлагает свою дружбу.
