Это была действительно отличная новость, и узнай я ее при других обстоятельств я бы стал сейчас от всей души благодарить ее вестника.
– Спасибо, – сдержанно проговорил я, – но это главным образом ваша заслуга. Вы их нашли и привезли сюда.
– Оставим эту тему, – как-то безразлично произнес Вознесенский. – Какая, в сущности, разница. Главное, что в городе появится гостиница международного класса. А это может многое изменить.
– В самом деле, – согласиться я. – Думаю, на этой радостной ноте мы можем закончить наш разговор. Я устал и хочу спать.
– Да, я понимаю. Но могу я вам сказать еще несколько слов.
– Если только несколько слов.
– Это о Ксении.
Я почувствовал, как мгновенно исчезла уже начавшая обволакивать меня пелена сна.
– Что вы хотите сказать о Ксении?
– Мне стало известно об ее решении выйти замуж за Андрея.
– Она меня тоже порадовала этим сообщениям, и я ее поздравил с предстоящим событием.
– Я люблю эту женщину, – вдруг сказал Вознесенский.
Я непроизвольно вздрогнул. Вот воистину ночь открытий и откровений.
– Некоторое время мы были вместе. Я много раз предлагал выйти за меня за муж, но она не соглашалась.
– Из-за Андрея?
– Отчасти. Но, думаю, главная причина была все же в том, что она по-настоящему не любила меня. Но вы правы, с тех пор, как с ним случилось несчастье, она вбила себе в голову, что должна пожертвовать ради него собой. Мне кажется, что она вам тоже небезразлична.
– Даже если предположить, что ваше предположение не лишено некоторого основания, что я могу сделать в такой ситуации. Они взрослые люди и сами решают свою судьбу. У них скоро свадьба. Даже будучи мэром я не могу запретить ее.
– Но вы же понимаете, она будет несчастна.
– Обычно люди делают в жизни все возможное и даже невозможное для того, чтобы стать несчастными. Это я знаю на собственном опыте.
– Ей кажется, что жертва может заменить любовь. Но она не желает понять, что эти чувства пройдут очень быстро, и тогда она будет испытывать отчаяние от того, что загубила свою жизнь, – словно не слыша меня, проговорил Вознесенский. – Вы единственный, кто ей в состоянии помочь. Умоляю вас, не оставляйте Ксению один на один со своим горем. Когда она все осознает, убедится, что обманывала себя, ей будет особенно трудно; она из тех редких людей, которые не выносят лжи.
– Я обещаю вам, что сделаю все, что смогу. Хотя не очень представляю себя в роли утешителя. Теперь, если не возражаете, я все же отправлюсь восвояси.
Вознесенский покорно кивнул головой, затем внимательно посмотрел на меня.
– Я хочу, чтобы вы знали, я уважаю вас и не жалею, что заключил с вами альянс. Чем бы он не завершился.
Я ничего не ответил и вышел из комнаты.
Глава двадцать пятая
Утром я отправился не по своему привычному маршруту – в мэрию, а в камеру предварительного заключения. Не скрою, что я горел желанием пообщаться с Очаловым; впервые у меня появилась возможность поменяться с ним местами и ролями. Почему-то из множество негодяев, с которыми мне довелось повстречаться в последнее время, он вызывал во мне наибольшее отвращение и ненависть.
Несмотря на достаточно ранний час, Ермохин уже сидел в своем тесном кабинете. Вид у него был хмурый.
– Что-нибудь случилось, Иван Геннадиевич?
Тот посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вместо этого сунул в рот сигарету и окатил меня дымом.
– Я приехал, чтобы поговорить с Очаловым.
– Невозможно, – не вынимая сигарету из рта, буркнул начальник отделения.
– Что значит невозможно, вы же понимаете, что Очалов – это клубок, от которого тянутся ниточки к наркодельцам.
– Я понимаю, что же из этого. Нет у меня Очалова.
– А где же он?
– Полчаса назад пришел приказ: немедленно его освободить под подписку о невыезде.
– И вы освободили?
Ермохин молча кивнул головой.
– Замечательно. И кто приказал?
– А вы как думаете? Клочков.
– Но вы же понимали…
– А что я могу сделать, если мне отдает приказ начальник УВД города. Не подчинюсь, окажусь сразу без погон. Я у него и так как кость в горле.
– Ладно, потом будем разбираться, у кого, чья кость в горле, А сейчас надо срочно найти Очалова. Где он может быть? Поехал к себе на работу в прокуратуру?
– Вряд ли.
– Тогда отправился домой?
– Это более вероятней.
– Вы поедете со мной или останетесь ждать новых приказов вашего начальника?
Ермохин выразительно взглянул на меня и взял со стола фуражку.
– Поехали.
Оказалось, что Очалов жил за городом, в небольшом поселке, который вырос в этой местности не так давно. Его построили люди, сумевшие за короткий срок сколотить неплохой капиталец. Здесь было тихо и уютно, по сравнению с городскими улицы просто блистали чистотой.
Мы подъехали к дому Очалова. Это был коттедж, правда, совсем небольшой, одноэтажный, но с мансардой. Но в любом случае не вызывало сомнений, что такой дом купить на зарплату старшего следователя невозможно. Впрочем, как теперь мне было твердо известно, у него были и другие источники доходов, несравненно более обильные.
Калитка была приоткрыта, поэтому мы прошли по асфальтированной тропинке прямо к дому. Я требовательно позвонил несколько раз. Но дверь открылась не сразу, хотя в окне я заметил чью-то тень.
– Достаньте на всякий случай пистолет, – сказал я Ермохину. – Неизвестно, кто находится в доме.
Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась молодая женщина. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не злое выражение лица, с которым она смотрела на нас.
– Нам нужен Очалов, – сказал Ермохин.
Женщина посмотрела на его пистолет и ничего не сказала.
– Вы одни в доме? – спросил я.
– Нет, – было ее первым словом.
– А кто еще?
– Мой сын.
– А Очалов?
– Его тут нет.
– Позвольте, мы посмотрим.
Но женщина вместо того, чтобы дать нам дорогу, заслонила собой весь проход.
– Я не пущу вас, вы не имеете права входить в мой дом. У вас есть санкция прокурора?
– Санкции у нас нет, но я прошу вас, позвольте мы войдем в дом.
Если Очалова, как вы говорите, в нем нет, чего вы боитесь. Вы же отлично знаете, кто мы. Я – Легкоступов Владислав Сергеевич, мэр города, а это начальник отделения милиции Иван Геннадьевич Ермохин.
