– Мне все равно, кто вы есть. Я не пущу.
Мне совсем не хотелось сражаться с этой красивой фурией, и я чувствовал некоторую растерянность. Тем более формально она была права.
– Скажите, вы его жена?
– Да.
– Тогда вы должны понимать, что это в ваших интересах пустить нас в дом. Нам нужно встретиться с вашим мужем. Если вы будете нам мешать, то только навредите ему.
– А вы ему пришли помочь, – зло усмехнулась женщина. – Или вы думаете, что я не знаю, как вы его ненавидите, – в упор посмотрела она на меня.
– Речь идет не о наших отношениях, а о гораздо более серьезных вещах. – Я начал терять терпение и стал подумывать, каким образом с максимальной деликатности отпихнуть эту упрямую женщину и проникнуть в дом. Но в эту секунду планы мои резко изменились, так как я услышал какой-то шум. Я оглянулся и увидел, как Очалов бежит по дорожке к воротам.
– Стой! – закричали мы в один голос с Ермохиным.
Но, естественно, это не остановило беглеца; пока мы мило беседовали с женой, ее муж незаметно для нас преодолел почти все расстояние, отделяющие его от входной калитки. Правда около нее стояла машина, в котором находились двое милиционеров. Хотя им было приказано следить за домом, но они, по-видимому, потеряли бдительность, и, как и мы, заметили беглеца слишком поздно. Очалов выскочил на улицу и два раза выстрелил по колесам милицейского автомобиля, мгновенно сделав нас безлошадными. Сам же он сел в свой автомобиль и помчался в сторону выезда из поселка. Мощный «Форд» за считанные секунды набрал скорость и скрылся из вида. Нам лишь оставалось проводить его глазами.
– Упустили, – с горечью произнес Ермохин. – Ловко она нас провела.
Я был вынужден согласиться с этим утверждением.
– Что ж, пойдем, продолжим разговор с дамой, – сказал я.
Мы снова подошли к дому. Женщина казалось не обращала на нас внимание, она смотрела на дорогу, по которой минуту назад скрылся ее муж. Только теперь она была не одна, рядом с ней стоял и смотрел с ненавистью на нас мальчик лет десяти. Он был очень похож на Очалова, и у меня не было никаких сомнений, что это его сын.
– Пойдемте в дом, – жестко сказал я и взял ее за руку.
Она резко выдернула ее.
– Не трогайте меня! – вдруг истерично воскликнула она. – Вы не имеете право меня трогать.
– Успокойтесь, вас никто не трогает, – сказал я. – Идите в дом. – Случайно я взглянул на паренька и прочел в его глазах желание вцепиться в нас. Мне стало на секунду не по себе.
Мы прошли в дом. Это был весьма необычный дом. Его необычность заключалось в том, что я никогда не видел такого невероятного количества самых разных вещей. Это была посуда, статуэтки, книги, одежда, белье и еще бог весь знает что. Буквально не был ни одного свободного сантиметра, который бы не занимал какой-нибудь предмет. Теперь понятно, во что Очалов вкладывал свои деньги, полученные от торговли наркотиками, подумал я.
– Куда поехал вас муж? – спросил я.
– Спросите у него, мы не успели попрощаться, – огрызнулась женщина.
– Вам известно, чем занимался ваш муж?
– Известно, ловил бандитов и воров, а теперь его за это…
– А вы знаете, – прервал я ее очередной выпад, – что помимо прочего он еще и приторговывал наркотиками? Откуда у вас весь этот склад вещей? Вы не спрашивали его, на какие деньги все это куплено? Вам известна его зарплата? Так вы знали про второй вид деятельности вашего уважаемого супруга?
Она не отвечала, но по ее глазам я видел, что это занятие мужа не было для нее тайной за семью печатями. Я даже не исключал, что она сама могла принимать в этом его промысле деятельное участие.
– Ненавижу вас, – вдруг сказала она. – Как жаль, что он вас тогда не убил в лесу.
– В самом деле, – не мог не согласиться я с ней, – для вас и для него это действительно упущенный шанс. Пойдемте, – обратился я к Ермохину. Затем снова посмотрел на женщину. – Как бы вам этого не хотелось, но боюсь, нам еще придется свидеться. Не провожайте.
Мы направились к калитке.
– Ложитесь, – вдруг прокричал один из милиционеров, оставшийся в машине.
Мы бросились на землю. и одновременно прогремело два выстрела. Пули с противным визгом пронеслись над нами. Жена Очалова стояла на пороге дома, в руках у нее дымился пистолет. Она была явно раздосадована своим промахом и готовилась повторить свою попытку попасть в нас. Но не успела, кто-то из милиционеров опередил ее и нажал на курок первым.
Раздался душераздирающий крик, и тело женщины сначала осело, затем снопом повалилась на деревянный настил возле дверей дома. К лежащей матери подбежал мальчик, и его отчаянные вопли разнеслись над всей окрестностью.
Потрясенные случившимся, мы переглянись с Ермохиным, затем подошли к женщине. Она была мертва. Рядом с ней уже натекла большая лужа крови. Мальчик не отрывался от матери и бился в конвульсиях истерики, не переставая вопить. Я не представлял, что делать с ним; истерика была такой сильной, что я опасался, что с ребенком сейчас что-нибудь случится.
Прибежала какая-то женщина, по-видимому, соседка. Ей с большим трудом удалось оторвать мальчика от тела матери. Я подошел к ней.
– Я вас прошу, уведите куда-нибудь мальчика. Вряд ли ему стоит смотреть на то, что тут происходит. А потом мы решим, что делать с ним. Вас не затруднит, если он побудет у вас какое-то время.
– Нет, конечно, – ответила соседка. – Я живу вон в том доме, за забором. Мы, правда, почти не общались. Они старались обходить всех стороной. Мне зовут Зинаида Николаевна Воробьева, – сообщила она.
– Так мы договорились, Зинаида Николаевна. Если у вас возникнут какие-либо затруднения, звоните прямо ко мне.
Та кивнула головой, затем подошла к мальчику и взяла его за руку. Вопреки опасениям он дал себя увести.
Приехали «Скорая помощь», наряд милиции, жену Очалова погрузили в автомобиль. Все это время я сидел на каком-то пне в десяти метрах от мертвого тела и не двигался. Мною овладело оцепенение. Я впервые увидел эту женщину меньше полчаса назад, успел проникнуться к ней почти что ненавистью, но ее убийство меня потрясло. Я не был готов к такому исходу нашего знакомства, это была еще одна жертва затеянной мною борьбы. Когда же придет им конец?
Ермохин подошел ко мне, тронул меня за плечо и показал головой на милицейскую машину. Я кивнул; делать тут было больше нечего, и пора уезжать с этого проклятого места. Я встал и, чувствуя дрожь в коленях, направился к автомобилю.
За весь обратный путь я задал Ермохину только один вопрос: а что будет с мальчиком? Тот пожал плечами.
– Я тебя прошу, займись его судьбой. Наверное, у него есть родственники.
– Наверное, есть, – согласился Ермохин.
– Мы даже не знаем, как его зовут. И имя матери мы тоже так и не узнали, – с некоторым удивлением произнес я.
