– У вас нет обслуживающего персонала? – спросила она.
– Нет, я тут со всем управляюсь один.
– И готовите тоже сами?
– Да, Даже тогда, когда у меня много гостей, что правда бывает не часто. Я хорошо готовлю. В свое время я нанял известного повара, чтобы он научил бы меня искусству делать из продуктов еду.
– Но почему?
– Почему я так поступаю? Для того, чтобы ни от кого не зависеть. Я понимаю, что полностью это невозможно. Но то, что можно сделать в этом направлении, я делаю. Для меня свобода не абстрактное понятие, а образ жизни.
– Но что в таком случае для вас свобода?
– Опираться только на себя, на свои силы. Все, что вы видите и скоро увидите вокруг, сотворено мной. Я сам заработал на все это деньги, поднявшись из беспросветной нищеты. Когда мне было чуть больше двадцати лет, один мой родственник оставил мне состояние. Оно было небольшим, но тогда такие деньги казались мне сказочными. Но я отказался от них, это был чисто подсознательный поступок, но мною владело твердое убеждение, что я не должен получать это наследство, хотя в средствах крайне нуждался. Оно принесет мне больше вреда, чем пользы, так считал я.
– Вы боялись, что эти чужие деньги ослабят ваше стремление добиться успеха?
– Именно так. – Что-то похожее на улыбку мелькнуло на его лице. – Мне очень приятно, что вам не надо ничего разъяснять. Достаточно обрисовать ситуацию, и вы тут же схватываете ее подоплеку.
– Это потому, что ваши мысли мне созвучны.
– Вы забыли добавить про свого мужа, – усмехнулся Эванс.
– Вы правы, у него во многом схожие с вашими мысли. Он, кстати, тоже любит готовить, хотя не так виртуозно, как вы.
– Хоть в чем-то я его превосхожу. Если вы поели, мы можем отправляться на прогулку.
– Я готова, мистер Эванс.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Зовите меня Роджер.
– С удовольствием, Роджер. А вы меня – Арабеллой.
Эванс провел Анжелику в конюшню, где стояло несколько лошадей. Анжелике было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что животные очень породистые. Каждый из них стоил целое состояние.
– Выбирайте лошадь, – предложил Эванс.
Анжелика выбрала кобылу, которая показалось ей тут самой умной и самой покладистой. Пока она это делала, Эванс внимательно наблюдал за ней.
Эванс дал ей седло, и Анжелика занялась довольно непривычным для себе делом – седланием лошади. Обычно на ипподроме это делали служащие. И она не без труда справилась с этим испытанием, понимая, что Эванс оценивает по своей шкале, насколько ловко она выполняет это упражнение.
Они выехали из конюшни, и Эванс тут же пустил лошадь вскачь. Несколько секунд Анжелика наблюдала за ним, убеждаясь в том, что он хороший наездник. Она бросилась вдогонку.
Они шли рядом друг с другом. Эванс, убедившись, что Анжелика вполне неплохо владеет искусством наездницы, больше не пытался от нее убежать.
– Вам тут нравится? – поинтересовался он.
– Очень, – совершенно не кривя душой, ответила Анжелика. – Вы выбрали замечательное место для своей загородной резиденции.
– Я долго его искал. Оно должно было быть уединенным и не броско красивым.
– Чтобы оно бы вас не отвлекало от пребывания с наедине самим собой.
Эванс посмотрел на свою спутницу.
– Именно так. Природа должна помогать видеть божественное присутствие, а не сосредотачивать внимание на самой себе. Вот почему я не люблю южные страны, где она слишком живописна и карнавальна. Эта природа привязывает нас к бренному. А мы должны постепенно избавляться от него.
– Но разве вы относитесь к тем, кто ненавидит жизнь. Вы не производите такое впечатление.
– Я люблю жизнь, но люблю ее по своему. Я ценю возможность познания, которые она предоставляет, возможность менять ее благодаря своим усилиям, возможность находить и углубляться во все новые пласты сознания. У вас удивлю, Арабелла, если скажу, что мне нравится то, что мир такой не совершенный.
– Совсем не удивите, Роджер, я даже вас очень хорошо понимаю. Это дает вам большой простор для его улучшения.
– И снова вы верно выразили мою мысль. Скажу больше, на мир надвигается страшная катастрофа, какой история еще не знала. Современный валютный порядок рано или поздно рухнет, а под его обломками будут погребены экономики самых развитых стран. И прежде всего США, То, что делали руководители Америки последние десятилетия, иначе как безумием назвать невозможно. Они заполонили мир ничем не обеспеченными долларами, которые еще сохраняют свое значение только потому, что мало кто понимает, что эти бумажки ничего не значат. Но бегство от них уже началось, и оно с каждым годом будет усиливаться. Есть специальные исследования, которые подтверждают. что это явление быстро нарастает. Пока этот процесс не достиг критической отметки, за которой полный обвал. Но когда эта минута наступит, то сотни миллионов людей в одночасье потеряют все свои сбережения, превратятся в нищих. Степень хаоса, которым будет охвачена наша планета, невозможно предвидеть. Но диктаторские режимы прошлого покажутся либеральными по сравнению с теми режимами, что возникнут на развалинах нашего мира. Вы понимаете теперь перед какой пропастью мы все стоим.
– Вы хотите, чтобы я это опубликовала бы? – спросила Анжелика, которая затаив дыхание слушала Эванса.
Тот пожал плечами.
– Не думаю, что в этом есть смысл. Люди не поверят в такой апокалипсис, но при этом вполне возможно, что начнется паника. Для того, чтобы она появилась, вовсе не обязательно, чтобы люди понимали, что им грозит. Обычно те, кто паникуют, охвачены бессознательным страхом, они смутно представляют, чем он вызван. Это лишь усугубит положение. Время для таких откровений еще не пришло.
– А когда же оно придет?
– Скоро. Если эта конференция закончится провалом – а все к этому идет – события сильно ускорят свой бег. Конечно, это случится не завтра, запас прочности еще существует. Но несколько крупных биржевых и финансовых кризисов быстро его истощит. Мы еще станем свидетелями конце света.
– Предположим, что случится так, как вы говорите. Но что собираетесь в таком случае делать лично вы? Отсиживаться в этом прекрасном месте?
– Когда все случится, этого прекрасного места уже не будет, кризис не пощадит никого и ничего. Нам лишь остается спокойно встретить неизбежное.
– Но что вам позволяет надеется на спокойную встречу неизбежного? Индийская философия?
– Что же еще. Не вижу на что еще можно опереться. Именно в предвидение грядущей катастрофы я и стал ее изучать. «Нет ничего страшного в жизни тому, кто по-настоящему понял, что нет ничего страшного в не-жизни». Это не индиец, это грек, его звали Эпикур. Скажите, Арабелла, часто ил вы думаете о смерти или вернее о том, что будет после вашей физической смерти?
