– Как с чего? – удивился Алешка. – Он же, Дим, пять раз проверялся.
– Где проверялся?
– Ну, Дим, он же несколько раз уточнял: нет ли за ним слежки?
Вот уж фантазер!
– А ты разве не заметил? – спросил Алешка. – Ничего необычного не видел?
– Ничего! – я рассердился. – Человек как человек! Ничто человеческое ему не чуждо. Шнурки у него развязываются, на витрины он глазеет – что там секретного, какие государственные тайны? Он даже окурки мимо урны не бросает. По-твоему, если человек не мусорит на улице, значит, он шпион? Будь так, их давно бы всех переловили.
Алешка вздохнул и повторил сказанное ранее:
– Ты, Дим, наблюдательный. Но несообразительный.
«Спасибо на добром слове», – подумал я.
– Никакой шнурок у него не развязывался. Он только такой вид сделал, а сам нагнулся, оглянулся и осмотрелся. И когда окурок выбрасывал – тоже. А когда он у витрины застрял, мне вообще все ясно стало. В этом стекле, Дим, отражалось все, что у него за спиной!
Да, спорить с ним трудно. Но я все-таки поспорил.
– Леха, любой нормальный человек любуется витринами. Там много интересного.
– А тебе, Дим, интересно разглядывать витрину с женскими шубами?
– Еще чего!
– Вот и ему тоже. Помнишь, папа рассказывал, как он выследил одного опасного бандита, который переоделся в женщину и шагал себе по улице?
Помню. Он привлек внимание опера (нашего папы в молодости) тем, что, проходя мимо витрин со всякими женскими косметиками, туфельками и шляпками, ни разу не то что не остановился – и не взглянул на них ни разу. Разве настоящая женщина такое себе позволит?
Да, что и говорить, нелегко приходится шпионам в нашей стране! Среди наблюдательных и сообразительных людей.
– А вот машину мы с тобой упустили. – Алешка вздохнул, но тут же уверенно заявил: – Но мы ее найдем.
– Прямо сейчас? – мне стало смешно.
– Завтра. Я буквы на номере заметил и его цвет запомнил.
А я и этого не запомнил. Хотя я тоже – наблюдательный. Иногда. И сообразительный. Не всегда.
До электрички еще оставалось время.
– Давай на рынок зайдем, – предложил Алешка.
– А что там делать? – насупился я. – Денег-то у нас нет.
– А я о чем, Дим? Походим, посмотрим – вдруг кто-нибудь деньги потерял? Я, Дим, часто деньги на полу нахожу. Один раз мне даже рубль попался. Пошли?
Ну не на платформе же сидеть! В то, что на рынке деньги под ногами валяются, – в это мне не очень-то верилось. А походить и поглазеть можно. Особенно на всякую живность.
Живности, кроме кур, сегодня на рынке не оказалось. Денег под ногами – тоже. Зато мы загляделись на коврики с дамами на лошадях и с русалками на берегу. Но больше всего нам понравились какие-то беленькие скульптурки, которыми торговал мрачный дядька в бороде. Фигурки были классные, как живые, и на любой вкус. Выбирай – не хочу. И ангелочки с крылышками, и балеринки без крылышек, и Деды Морозы с мешками, и всякие Венеры и Афродиты без ничего.
– Давай маме вот эту купим, – Алешка показал на статную девицу с венком на голове и с корзиной, полной фруктов, в руке. Больше на девице ничего не было.
– Не купишь, – мрачно буркнул бородач. – У тебя столько денег нет.
– Я вас умоляю! – сердечно сказал Алешка. И дядька его понял: когда будут, тогда и куплю.
– Вот тогда и приходи. – Это он сказал довольно резко.
Алешка в таких случаях в долгу не остается.
– А почему это она у вас за фруктами в огород голая ходит?
– Не твоего ума… Это богиня плодородия, Флора ее звать.
– Покупаю, – решил Алешка. – Не отдавайте ее никому.
– Ага, так я и буду тебя дожидаться! Сколько хоть ждать-то?
– Как всегда – до Восьмого марта.
– А сегодня у нас что? Сентяп?
– Нояб, – сказал Алешка. – Или четверг.
И мы пошли дальше по рядам. Еще на что-то поглазели и спохватились, что можем опоздать на электричку. Вышли с рынка на площадь, всю заставленную машинами и даже одной лошадью с телегой.
– Купим лошадь? – спросил меня Алешка.
– Ладно. К Восьмому марта. Или в четверг.
– Неслабо! – вдруг выдохнул Алешка. И показал глазами куда-то в сторону.
Неслабо: в серую иномарку запихивала свой мешок с семечками хорошо знакомая нам бабка.
– Наторговала! – присвистнул Алешка.
Хороший товар, значит, если эта бабка продавать свои семечки ездит на собственной машине. Золотые семечки!
Бабка тем временем впихнула мешок и села за руль, сбросив на плечи свой старый платок. И мне показалось, что сама она не очень-то и старая. Помолодела, как только в машину села. И вылетела с площади на шоссе, как Шумахер.
– Вот, Дим, – назидательно произнес Алешка, – как люди живут, у которых ремесло в руках!
Какое уж там ремесло…
Когда мы садились в московскую электричку, мне показалась знакомой еще одна фигура. На этот раз на платформе. Эта худощавая и невеликая фигура, немного сутулясь, придерживая от ветра шляпу, суетливо куда-то поспешала. Я уже дернул было Алешку за рукав, но фигура смешалась с толпой пассажиров и исчезла. Но я эту фигуру так и не опознал. По-моему, она села в соседний вагон.
Алешка тем временем расправил на коленке обертку с Аленкой и стал ее изучать.
Он вертел ее, складывал, разворачивал, изучал с изнанки, смотрел на свет. Вздыхал и тяжело пыхтел. Словно не с бумажкой возился, а с лопатой на огороде.
Наконец он сложил обертку и сунул ее в карман:
– Нет, Дим, это не шифровка. Никаких там, Дим, этих… тайнозаписей нет.
– Тайнописи, – поправил его я. – Ну и что? Съел он шоколадку и сунул обертку в столбик. Чтобы не сорить на мосту.
– Я тебя умоляю, – скептически усмехнулся Алешка, – сунул в четвертый столбик! Там, где написано «Аленка»! Ничего это и не случайность. Это, я догадался, такой у них пароль. Чтобы шпионы столбиками не ошибались.
– Уж до четырех-то они считать умеют, – возразил я. Но почувствовал, что Алешка в чем-то прав.
Что и показало ближайшее будущее.
Мы вернулись домой до прихода мамы и избежали вопросов: «Где вы бегали? Как дела в школе? Почему не сделали уроки?»
– Завтра, Дим, – сказал Алешка, – опять поедем в Малаховку. Опять деньги нужны. У кого займем?
– Лех, ведь их отдавать нужно, – осторожно напомнил я.
– Отдадим! Маринка нам дала сто рублей, так? Мы у кого-нибудь занимаем двести, так? Сто отдаем Маринке, а на сто едем в Малаховку. Одного долга нет! Здорово?
