Меня это все здорово устраивало, потому что за лето я не то что не прочитал «Войну и мир», а даже и не начинал ее. А первое сочинение у нас как раз по ней и намечалось. Алешка, правда, сперва со страхом глянул на два толстых тома, но тут же меня успокоил:
– Ерунда, Дим, напишешь.
– Напишу, – вздохнул я, взвешивая в руке книгу.
– А что? Самое главное: напиши, что война – это плохо, а мир – это хорошо. Наболтай еще чего-нибудь и спиши какую-нибудь французскую речь.
Я вот посмотрю, как он сам выкрутится, когда пойдет в девятый класс! Если его, конечно, раньше из школы не выгонят. Или завучем не сделают, вместо Артоши.
– А что наболтать? – решил я его проверить.
– Ну, что хочешь. Только со смыслом. Там, например, что война разлучает эти… как их?.. любящие сердца. А мир, он соединяет людей и ведет к светлому будущему. Пьер Болконский – хороший, а Наполеон Ростов – не очень, но зато – француз.
Да, быть ему завучем! Через пару лет…
Я сунул книгу под мышку и спустился во двор. Меня встретили солнечные лучи, шелестящая листва и собачий лай во все горло. Даже не слышно, как пищат дети. И каркают вороны.
Возле столика, где была разложена шахматная доска и за которым задумчиво сидели Полпалыч и Викин батя, нашлось и для меня местечко, на соседней скамейке. Я рассеянно поздоровался, сел и раскрыл книгу. «Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер…» Что она там говорила, я в этот раз так и не узнал. Я слушал не Анну Павловну, а наших шахматистов. Вернее, не слушал, а подслушивал. Не забывая при этом скользить глазами по строчкам и перелистывать страницы.
А разговор был интересный. Только очень медленный. Сделают ход, подумают, потом обронят фразу и снова думают. Вот как они говорили, с огромными паузами.
Полпалыч. Ладья так не ходит, Вячеслав Григорич.
– Просто – Слава, Павел Павлович.
– Хорошо. Тогда – просто Паша. Так ходит слон.
Слав а. Скучаете на пенсии, Паша?
Паш а. Некогда. Так конь не ходит.
Слав а. Никак не запомню. Эти слоны, лошади… Значит, не скучаете без любимого дела?
Паш а. А я его не бросал. Продолжаю кое-какие разработки. Консультирую коллектив лаборатории.
Слав а. Коллектив хороший?
Паш а. Раньше был лучше. Грамотнее. А сейчас молодежь пришла. – Тут Полпалыч поморщился. – Не очень эрудированная. Так пешки не ходят, это же не конь.
Слава. Да, молодежь нынче не шибко грамотная. Телевизор смотрят, а книг не читают. Спроси их про «Войну и мир» – только глазами хлопают.
Паш а. Вам шах, Слава. Принимайте меры. – Оба долго думают. – Один мой коллега считает, что все нынешние техногенные катастрофы – результат всеобщей неграмотности.
Слав а. Абсолютно с вами согласен, Паша.
Паш а. Если человек воспитывается на хорошей литературе, он развивает в себе многие качества. А самое главное – чувство ответственности за свое дело, за свою работу… Вам мат, Слава.
Слав а. Еще партию?
Паш а. Почему бы и нет?
Тут они поменялись фигурами, а я успел подумать, что разговор этот совсем не зря затеял Викин папа Слава. И снова, перелистнув страницу, я обратился в слух. Не забывая бегать глазами по строчкам и морщить лоб.
– Вам, Паша, надо работать с молодежью. Устройте им какой-нибудь литературный вечер. Какую-нибудь лекцию, например о традициях и тенденциях современной российской литературы.
– Эх, голубчик Слава, какие вечера, какие лекции! Мы ведь не фирма ООО, а вполне нищая организация. А лекции сейчас даром только дураки читают.
– А я – как раз такой дурак, Паша. Я бы с удовольствием встретился с вашей молодежью, вправил бы ей мозги. Я ведь большой специалист по литературе! В Америке лекции читал. С большим успехом.
– Да что вы! Как интересно! Вам опять мат, Слава.
– Эх, Паша! Сколько я этих матов за свою жизнь наслушался… То есть получал. Вам и не снилось… Так что, проведем культурное мероприятие?
– Проведем, – кивнул Полпалыч, складывая фигурки в коробку. – Только надо разрешение у начальства получить. Мы ведь шибко секретные.
Тут Слава, Викин батя, захихикал:
– Да что мне ваши секреты? Я ведь в них ничего не понимаю. Да и не поведете же вы меня в свои тайные кабинеты.
– Не поведем. У нас маленький зал есть, для совещаний. Там и соберемся.
Когда они встали и, тепло попрощавшись, расстались, я заметил, что книга мною «прочитана» уже до половины. Неслабо!
Лешка, видимо, наблюдал за нами из окна. Как только я остался один на скамейке, он тут же вылетел из подъезда. Я не стал ждать его вопросов и прямо сказал:
– Славик – настоящий шпион. Он к секретной лаборатории подбирается!
– Оболенский! – Любаша вызвала Алешку к доске и при всем классе сделала ему выговор: – Ты стал хуже учиться. Ты слишком много времени тратишь на всякую ерунду. Почему твоя мама до сих пор не пришла в школу? Она знает, чем ты занимаешься в этом ужасном подвале? Зачем тебе какой-то самолет? Куда ты собираешься на нем лететь? Почему ты молчишь?
– Слишком много вопросов, – буркнул Алешка куда-то в угол.
А мне он потом сказал:
– Дим, Любаша ко всем придирается, кто ходит в самолетный кружок. Она Васька за что-то очень невзлюбила.
– Я знаю, – сказал я. – Она в него сначала влюбилась, а он – нет. И недавно Васек ее очень обидел.
– Ты что, Дим! – возмутился Алешка.
Он прав, конечно. Чтобы Васек обидел учительницу или женщину – такое даже обезьяне не приснится. Но все-таки это произошло. Совершенно случайно. Неумышленно.
Дело было так. Я уже говорил, что Любаша – крохотная, и даже среди своих учеников она не выглядит учительницей. И вот на большой переменке, в рекреации, весь Алешкин класс тусовался вокруг Любаши. А тут как раз проходил Васек с материалами для самолета на плече. И он, осторожно пробираясь через эту мелюзгу, легонько взял Любашу за руку и сказал: «Посторонись, девочка, как бы мне тебя не задеть». Любаша и так сильно страдала из-за своего мелкого облика, а тут – смертельно обиделась. И перешла на сторону Артоши. И тоже стала жаловаться на Васька директору.
– Он отвлекает моих детей от учебного процесса, – ябедничала Любаша. – Они все бредят этим самолетом. А они должны бредить учебным материалом! Ваш Оболенский, например (это про нашего Алешку), на всех уроках рисует всякие схемы и фюзеляжи. И болтает по мобильнику.
– Оболенский-младший, – отвечал директор, – мальчик с изюминкой. Он просто так на уроках фюзеляжи рисовать не будет. Вам вот об этом надо подумать – почему он не бредит учебным материалом?
