– Я так и знал, – сказал Алешка с гордостью. – Он мне всегда не нравился. Да еще все время носом шмыгает.
Я не стал напоминать Алешке, что он подозревал вовсе не боцмана, а веселого матроса.
– Дим! А значит, он вовсе не глухой! Только притворяется таким. Чтобы спокойно своей рацией пользоваться. Пошли к папе, пусть наручники готовит.
– Подожди, – рассудил я, – сначала нужно коечто проверить. А то обвиним невинного человека. Да еще страдающего насморком.
– А что проверятьто? – изумился Алешка. – Все и так ясно.
– Вопервых, нужно узнать его имя. Может, он вовсе и не Алик. А вовторых, нужно убедиться, что он не глухой.
– Это запросто! – сказал Алешка. – Подкрадусь к нему сзади да как гаркну! Если он подскочит, все ясно – у него прекрасный слух. А ты узнай у когонибудь, как его зовут, ладно?
В общем, первым делом – самолеты, а наручники – потом.
Алешкина проверка удалась. Даже слишком. Боцман сидел возле рулевой рубки, под судовым колоколом и плел какуюто снасть.
Алешка подкрался сзади и гаркнул. Боцман подскочил так, что достал головой колокол.
– Ты что, сдурел? – заорал он на Алешку, почесывая макушку.
– Я случайно, – извинился Алешка. – Вырвалось. Уж очень красивую веревочку вы плетете.
А с мостика послышался недовольный голос капитана:
– Эй! Кто там орет и рындой балует?
– Это я! – крикнул Алешка. – Случайно башкой достал.
Рында, поморскому, и есть колокол.
– Еще раз достанешь, – пообещал капитан, – останешься без обеда.
В общем, эксперимент удался. Хотя, если задуматься, Алешка гаркнул так, что даже глухой испугался бы.
А мой эксперимент провалился.
Я спустился в машинное отделение, поболтал для отвода глаз с мотористом Женей, который занимал каюту рядом с боцманской, и небрежно спросил:
– Да, а кстати, как его зовут? А то все – Шмага да Шмыга, неудобно както.
– Санькой его зовут, – ответил моторист Женя. – Можешь Шуркой звать. Годится?
Никуда не годится! Санька и Шурка – это не Алик.
Я доложил об этом Алешке. Он посмотрел на меня, как кошка на глупого воробья.
– А ты чудак, Дим, – сказал он. – В нашем классе тоже два Алика есть. Сергеев и Матвеев.
– Ну и что? Их будем подозревать? Они тоже глухие? И с насморком?
Алешка хихикнул:
– Дим, в классном журнале записано: «Матвеев Александр», «Сергеев Александр». Сашка, Шурка, Санька – это то же самое, что Алик. Ты разве слышал, чтобы когонибудь звали Алик Иванович?
А я, честно говоря, никогда не задумывался и не догадывался, что Алик это сокращенное от Александра.
– Пошли к папе, – сказал Алешка.
Папа выслушал нас очень серьезно и внимательно.
– Это точно? – спросил он. – Ошибки не может быть?
– Да ты только на его сопли посмотри! – возмутился его сомнениями Алешка.
– Это не довод, – улыбнулся папа. – А тем более – не улика и не доказательство вины. Вот что, вы пока посидите, молча и без фокусов, а я коечто уточню.
И он пошел в каюту капитана, где была прямая радиосвязь с Москвой.
Вернулся он не скоро, а когда вошел, мы по его лицу поняли, что наши подозрения в отношении боцмана оправдались.
– Да, – сказал папа, – есть такая темная личность, хорошо известная в преступных кругах. Я получил исчерпывающие сведения о нем. Александр Шмага действительно хороший моряк, но оказался замешанным в контрабанде, и его списали на берег. Узнав о фирме «Оазис», попросился на один из ее кораблей. Видимо, ему не отказали, но поручили вести разведку на «Афалине». Что он и делал.
– Ну вот, – сказал Алешка, – где у тебя наручники? Пойдем его арестовывать.
Папа покачал головой:
– Ни в коем случае. Кстати, вы ни с кем не делились своими подозрениями? Очень хорошо.
Просто прекрасно! На судне находится преступник, работает на наших врагов, а нашему полковнику это прекрасно!
– Что надулись? – усмехнулся папа. – Никаких наручников. Более того, с этой минуты вы должны забыть истинное лицо боцмана. И еще более того – будете с ним поддерживать дружеские отношения.
– Я буду ему ботинки чистить, – буркнул Алешка.
– А я – зубы, – буркнул я. – Кулаком.
– Я думал, вы умные, – буркнул папа. – Как я в вас ошибался!
Вот тутто мы и задумались. Правда, ненадолго. Алешкино лицо посветлело, а я улыбнулся. Здорово папа придумал! Вот что значит – настоящий полковник милиции.
– Вот именно, – улыбнулся и папа. – Я предупрежу капитана и Штокмана. Ну и еще коекого. И подскажу им, какие они должны вести между собой разговоры.
– Которые будет подслушивать Шмага! – восхитился Лешка. – И это вранье он будет передавать своим хозяевам.
– Вот именно, – повторил папа. – А в нужный момент мы подкинем ему такую информацию, что весь этот «Оазис» сядет в грязную лужу. Но помните, ребята, вести себя надо очень естественно. Не уделяйте ему особого внимания. Отношения налаживайте постепенно.
– Я даже перед ним извинюсь за то, что он башкой в колокол брякнулся, – пообещал Алешка.
Такое обещание очень дорого стоит. Заставить Алешку извиниться – все равно что Рыбкина плавать научить. Алешка никогда себя виноватым не признает.
Папа это решение одобрил, но подсказал:
– Ты только при этом из себя паймальчика не строй. Сделай вид, что тебя капитан извиниться заставил.
– А то я сам бы не догадался, – обиделся Алешка. И хитренько добавил: – У меня ведь отец – богатый миллионер.
Алешка сделал, что обещал. И сделал, как надо. В удобный момент он, насупясь, подошел к боцману (тот был в это время без своего «слухового аппарата») и громко сказал «хмурым» голосом:
– Дядь Саш, я… это… в общем… капитан меня отругал… он… это… в общем… прошу прощения, что напугал вас как дурак. – Тяжко вздохнул и с трудом пообещал: – Я больше не буду.
Боцман слушал его, оттопырив ладонью ухо и хлюпая носом.
– Ладно, – сказал он, – проехали. Ты, видать, пацан балованный. С простыми людьми обращаться не умеешь. Однако жизнь научит.
И он долго выговаривал Алешке, будто тот не в ухо гаркнул ему, а по крайней мере из пушки в него бухнул.
– Все, что ль? – не выдержал Алешка. – Разрешите идти? – И он поскакал к тралу, который как раз вытянула траловая команда из океана и подняла над палубой.
Я тоже дунул туда. Это всегда так интересно! Когда траловый мешок распахивается над специальным контейнером, в него обрушивается сверкающий рыбный водопад. И все толпятся вокруг, с нетерпением разглядывают добычу и радуются, как дети.
