Вот почему наш адмирал подскакивает при ходьбе. Как петушок.
Курочкина окружили ребята, помогли ему сойти со сцены, засыпали вопросами – и он как-то незаметно исчез.
Я разыскал Лешку и сказал ему, что нужно найти нашего раненого адмирала, потому что пора вести его домой.
– Его уже увели, – хмуро сказал Лешка. – На машине.
– Кто?
– Шаштарычи. Они вокруг повертелись. Всякие слова ему наговорили и предложили отвезти домой.
– А ты что? – рявкнул я.
– А я что? Они мне один раз в лоб дали – и все.
– Кто?
– Кот Базилио.
– Ну я ему!..
– Уже не надо, Дим, – спокойно ответил Алешка. – Его уже унесли. В медпункт.
– А… как? – Я растерялся.
– Папа научил. Носком ботинка в коленку.
А я все еще считаю его маленьким и беззащитным.
Мы спустились в вестибюль, вышли во двор. Было сыро и темно. Только гимназия светилась. Там всякие фитнесы шли.
И вдруг на нас надвинулась громоздкая фигура. И грубо спросила:
– Где Каштанов? – Это был Степик.
– Повез адмирала домой.
– Один?
– Со всей компанией.
– Томас с ними?
– Он за рулем был.
– Быстро в машину! – скомандовал Степик.
Мы не стали спорить. В машину так в машину.
Он резко взял с места и через несколько мгновений затормозил у дома адмирала. Возле подъезда стояла машина Томаса. Зеленая «девятка».
Степик вырвал из кармана мобильник, набрал номер и чужим спокойным голосом сказал:
– Абонент 433-77-14? Господин Курочкин? Проверка телефонной сети. Сколько у вас жильцов? Очень хорошо. Не кладите трубку. Кто, кроме вас, еще находится в квартире? Отлично. Все в порядке! Извините, благодарим!
Степик сунул мобильник в карман и уставился на подъезд. И почти сразу из подъезда вышли Шаштарыч и Томас. Они о чем-то говорили. Томас – напористо. Шаштарыч – неуверенно.
Подошли к машине. Томас закурил и сказал довольно громко:
– За все хорошее надо платить. За очень хорошее – вдвое. Понял, шкет?
И он нырнул в машину. И рванул с места. Шаштарыч посмотрел ему вслед и поддал ногой пустую банку из-под «Колы».
Степик, ни слова не говоря, тронул машину, довез нас до дома и попрощался. И молча уехал.
Вот так вот. Небо еще ясное, но тучи уже где-то сгущаются.
Я не люблю, когда впереди что-то неясное. Когда встает конкретная проблема, тут все просто: или решаешь ее в два счета, или ну ее на фиг. Сама решится.
Но когда проблема не ясна, когда не только не знаешь, что делать, но и не уверен, а нужно ли что-нибудь делать вообще, – тут выход один: укрыться с головой одеялом и постараться обо всем забыть.
Но не забывалось. Мне все думалось о нашем адмирале. С одной стороны – отважный герой, смело сражавшийся со страшным врагом, а с другой – слабый, доверчивый, хроменький старичок. Да еще с седым хохолком на макушке. Такого может обидеть всякий. И болонка в подъезде, и продавец в магазине.
Но почему меня это тревожит? К каждому старичку охрану не приставишь. Каждому малышу слезы не вытрешь. Да и надо ли?
Надо совсем по-другому. Надо, чтобы старичок никого не боялся, а малыша чтобы никто не обижал.
И никакая милиция тут не поможет. Милиция у каждого внутри должна быть – она вовремя и остановит. Эта милиция, подумал я, совесть называется.
В школе мне вдруг стало скучно. Раньше я очень любил учиться – все время узнаешь что-нибудь новенькое. А теперь мне стало казаться, что все это новенькое – оно такое маленькое по сравнению с тем, что нам мешает нормально жить и чувствовать не только себя, но и всех – человеками.
Главное, мне думалось, не образование в голове, а образование в сердце.
Я даже как-то с нашей классной об этом решился поговорить. А она: «Чтобы решать сердцем, Дима, надо сначала думать головой. А для этого нужны знания».
Значит, так: чтобы решить, что за человек – ударить его или приласкать, нужно сначала таблицу умножения в голове прокрутить, так? Или формулу соды вспомнить.
А все этот адмирал с хохолком, он мысли такие у меня вызвал.
Маленький, старенький… Мальчонкой воевал, пережил боль от гибели самых близких, терпел боль от ран, хоронил боевых товарищей, смело воевал с врагом. А сейчас? Любой шкет, пробегая по залу, может оттолкнуть его: «Не мешайся, дед, твое время прошло». А если бы не его, деда, время, твоего времени, малец, сейчас и вовсе не было бы. Не мчался бы ты сейчас по пыльному паркету, веселый, здоровый и счастливый, а лежал бы до сих пор в темных запасниках природы. В лучшем случае. Да еще и неизвестно – что из тебя вылупится.
Глупость, конечно, но я подумал: без уважения к прошлому не будет хорошего будущего. Никакого не будет. Пробежавший вот так шкет опять незаметно обезьянкой станет. Шерстью покроется изнутри, и вся его жизнь – схватить первым, сожрать побольше, не дать никому.
Такие мысли ко мне приходят редко. Только тогда, когда надо что-то решать: или садиться за уроки, или мыть посуду, или все-таки кому-то помочь.
А тут вдруг Алешка подходит и говорит:
– Дим, нам надо адмирала под контроль взять. Он очень нежный. Прямо как кактус.
– Ничего себе! Сядь на кактус – узнаешь, какой он нежный!
Алешка на мои слова не обратил внимания.
– Надо, Дим, помогать ему. Ну, там, кефир покупать, уборку делать, кортик чистить…
– …Посуду мыть, – добавил я, уже догадываясь, как Алешка собирается распределить между нами эту помощь. На себя он возьмет, как всегда, самое трудное – протирать лезвие кортика носовым платком.
Но все это мелочи. Мне казалось почему-то, что наш «кактус» нуждается совсем в другой помощи. Ему не помощь нужна, а охрана.
Почему я так думал – не знаю. Наверное, потому, что вокруг адмирала что-то тусовалось, недоброе. Это как в толпе, когда жулики выбирают жертву и незаметно ее окружают. И в подходящий момент – раз! И вырвали сумочку. И – врассыпную. Попробуй догони их тогда. Если даже не знаешь, за кем бежать.
– Ты чего надулся? – спросил Алешка. – Ну, хочешь, я буду за кефиром ходить? А ты будешь кортик…
Да неужели? Вот уж не ожидал такого благородства.
– …будешь кортик со стены снимать, когда я буду его чистить, хочешь? И обратно будешь вешать, так и быть уж.
Я не стал спорить – мысли мои были заняты другим. И я спросил Алешку:
– В восемьдесят втором доме у тебя кто-нибудь знакомый живет?
