Зато Мотя стал заметно нахальнее, даже Горшкову грубил. Часто ходил в увольнение. И однажды вернулся из города с сумкой продуктов и с тем же самым мобильником, который прежде был у Горшкова.
Из всего этого Алешка сделал вывод, что Шеф из числа своих сообщников вычеркнул Горшкова, как не оправдавшего надежд, и вписал Мотю, на которого теперь и рассчитывал.
А Мотя все больше зазнавался. Все чаще пытался командовать и отлынивать от дежурств и дневальства. А когда кто-нибудь из бывших обормотов пытался с ним спорить, Мотя угрожающе спрашивал:
– В увольнилку пойдешь в воскресенье?
– Пойду.
– Так ты там, в городе, поосторожнее. Ходи да оглядывайся. А то как бы тебя мои братки не проучили. Ты понял, салабон?
Но самое неприятное случилось вчера. Алешка перебирал свои вещи в тумбочке, наводил в ней порядок (он хорошо запомнил: «Эти тумбочки в увольнение не пойдут!») и вдруг заметил, что коробки с «алмазными подвесками» нет. Она исчезла. Надо сказать, что такого никогда в отделении не было. Вещи ни у кого не пропадали.
Алешка промолчал. Он не хотел, чтобы в отделении поднялся шум. Он хорошо понимал, что тот, кто украл подвески, сам себя за это здорово накажет. Ну не совсем сам, конечно, а здорово получит от того, кому попытается продать эти стекляшки за алмазные.
И почему-то Алешка не сомневался, что подвески стащил Горшков. Уж очень ему хотелось разбогатеть. Обещали ему баксы за оружие – сорвалось. Так хоть чужие алмазы продаст. Еще как продаст-то, усмехнулся про себя Алешка.
…Однако дел у него еще было много. Сейчас главное – обдурить Мотю, сорвать планы Шефа. А потом… А потом Алешка ему поможет. Предложит свои услуги. Тем более что авторитет у Шефа уже завоевал. Правда, Шеф об этом еще не знает. Ничего, напомним…
Весь день Алешка незаметно приглядывал за Мотей. Чтобы не упустить момент, когда тот получит задание от Шефа. А Мотя, как нарочно, все время шлялся по территории части – то там ему что-то нужно, то здесь. Похоже, что он ждет какого-то сигнала и старается при этом, чтобы никого не оказалось рядом. А Лешке как раз и надо было находиться с ним рядом. Да так, чтобы не бросаться в глаза, не вызвать подозрения.
Где-то после обеда Алешка стоял возле стенда с боевым путем части и внимательно его изучал. Хотя и знал уже наизусть. Вот здесь полк окружал фашистов под Сталинградом, вот здесь участвовал в Курской битве, вот тут форсировал Неман…
А вот тут Мотя присел на лавочку рядом с Ботаником, который сидел, уткнувшись в очередной учебник. О чем-то спросил Мотя Ботаника, тот задумчиво, не поднимая головы, кивнул и перевернул страницу. Если бы я так учился, подумал Алешка, я бы давно уже профессором астрономии стал. Почему астрономии – он додумать не успел. Мотя вдруг вздрогнул, даже подскочил, выхватил из кармана мобильник. Что-то сказал, что-то послушал и что-то ответил. Убрал мобильник в карман и пошел в казарму.
Алешка мгновенно занял его место рядом с Ботаником. Посидел, посвистел. Ботаник – ноль внимания. Алешка заглянул в его книгу – ужаснулся всяким формулам и чертежам, – вроде случайно толкнул Ботаника локтем. Тот опять не отреагировал, только буркнул словно во сне:
– Сейчас, иду… – А глаза его не отрывались от страницы.
– Куда? – спросил Алешка.
– Туда, – и Ботаник перевернул страницу.
– Что тебе Мотя сказал? – прошептал Алешка ему в ухо.
– Какой Мотя? – Ботаник вернулся к предыдущей странице, пробежал ее глазами.
– Который сейчас с тобой рядом сидел. – Алешка уже начал терять терпение.
– Разве? – И Ботаник, закрыв глаза, стал беззвучно шевелить губами. Видно, повторял текст.
– Встать! – гаркнул Алешка.
Ботаник – все-таки сильна солдатская выучка – машинально захлопнул книгу, вскочил и вытянулся.
Глаза его постепенно стали осмысленными.
– А… это ты, Леша?
– Это я. Мотя сейчас сидел рядом с тобой…
– Не заметил.
– …И разговаривал по мобильнику.
– Не слышал.
– Припомни! – настоял Алешка.
Все-таки сильна солдатская выучка, даже для ботанов.
Ботаник послушно нахмурился, припоминая.
– Он сказал: «Здравствуйте».
– А потом? – Алешке хотелось изо всех сил дать Ботанику хороший подзатыльник, чтобы у него побыстрее голова заработала. Да ведь не дотянешься.
– Потом он молчал.
– И все?
– Нет. После этого он спросил: «Как сегодня?» И опять помолчал, а затем сказал: «Есть!»
Алешка шумно, с облегчением выдохнул воздух. Ботаник с облегчением уселся на лавочку и распахнул книгу.
Надо действовать. Быстро и решительно. Алешка помчался на КПП. Сегодня там дежурил «справный боец» Василий Иванович Семечкин из загадочных Кулебак.
– Василий Иванович! – обрадовал его запыхавшийся Алешка. – Есть такой город – Кулебаки! Я его в штабе на карте нашел. Очень симпатичный.
– Что ты! – загордился Семечкин. – Я ж говорил!
– Но далеко, – посочувствовал Алешка.
– Если на поезде – не очень. А вот пешком – да…
– А на машине – вжик и дома. А кстати, Василий Иванович, не приходила машина с хлебом?
– Скоро должна быть. А тебе зачем?
– А мне водитель обещал сушки из города привезти. Звякните нашему дневальному в казарму, ладно?
– Есть, товарищ генерал!
В казарме Лешкино отделение собиралось на дежурство. Сегодня дневалили по кухне Ботаник и Леня-механик. Распоряжался Мотя. Командовал. Горшков, не обращая на это внимания, сидел на койке и чистил пряжку ремня. Она и так у него блестела, как зеркальце под солнцем, а ему все мало было – видно, в увольнение собирался.
Лешка присел на корточки перед тумбочкой и стал в ней копаться. Горшков с тревогой наблюдал за ним, отложив ремень. А Лешка вполголоса бормотал:
– Раскомандовался. Сам небось на картошку-то не ходит. А чуть что – так Ботаника посылает. – И все в этом духе.
Горшков на удочку попался. Сообразил, что надо отвлечь Алешку от копания в тумбочке, пока тот не обнаружил пропажу «алмазных подвесок». Да и зол был Горшков на Мотю – обидно, что Шеф предпочел этого лентяя.
Горшков встал, застегнул ремень и коротко скомандовал:
– Отставить! Самохин и Мотин, на кухню шагом марш!
– А что Мотин… – начал было Мотя, но Горшков прервал его одним грозным взглядом.
Алешка захлопнул тумбочку.
– И я пойду. Картофелечистку включать.
Картофелечистка – довольно сложная машина. И умная. Она сразу несколько операций делает: моет картошку, чистит и режет. Причем все эти операции, кроме мойки, можно регулировать: толщину кожуры, например, и размеры кусочков при резке. Молодая картошка засыпана – значит, кожура потоньше, старая – потолще. Если картошка на варку идет, можно резку вообще не включать, а если на жарку, то порубят ножи каждую картофелину на маленькие квадратики.
