Но нас это мало заботило – не было свободного времени. Мы каждый день развлекались. Мама ходила в Дом культуры – она там читала лекции о том, как надо разводить кактусы и заставлять их цвести чаще, чем раз в сто лет. Она вдруг стала крупным специалистом. И даже Зеленая тетка ходила на мамины лекции с тетрадкой и записывала все, что мама говорила с кафедры. Зеленой тетке не давала покоя мамина слава. Алешка однажды пожалел ее и предложил:
– Дим, давай и ей какую-нибудь колючку воткнем, чтоб не мучилась.
– Ты ей уже втыкал колючку, – напомнил я. – В брюки, когда мы в поезд садились.
– Это было случайно. А теперь нарочно. Пусть и ей какой-нибудь приз дадут. Вроде нашего.
Этот «вроде нашего» занимал полномера. Куда ни пойдешь, обязательно об него уколешься. Только папа был этим кактусом очень доволен – он вешал на него свои галстуки. Вот и ладно, дома мы этот кактус в папин кабинет поставим…
Все свободное время – а оно у нас все было свободное – мы проводили либо на реке Светлой, либо в цирке шапито. И если на реке все-таки иногда надоедало, то в цирке – никогда. Приятно было смотреть на людей, которые так хорошо делают свое дело. Ловко, отважно, легко. Мне все время казалось, что если я сейчас выпрыгну на манеж, то и у меня все так же ловко получится. Буду летать под куполом, жонглировать, показывать фокусы и смешить людей добрыми шутками.
Но больше всего нам нравился номер «Кубанские казаки». Они выезжали на вороных конях, в сапогах и штанах с лампасами, в фуражках с волнистыми чубиками из-под козырьков, с блестящими шашками.
И что только не выделывали. Носились по манежу со свистом то на лошадях, то под лошадьми, перебрасывались шашками, ловили их на лету и рубили специальные прутья.
Их лошади были очень послушны. Мы даже подружились с ними. И с казаками, и с лошадьми. Ходили вечером на конюшню, задавали сено коням и слушали рассказы всадников. И они нас учили ездить на лошадях. Алешку даже один раз на манеж выпустили. И он, конечно, сорвал аплодисменты. Когда свалился с коня и повис на лонже, болтая ногами.
Надо сказать, что эти «Кубанские казаки» были вовсе не артистами, а настоящими казаками. Они жили со своими лошадьми неподалеку, в станице Незамаевской. И иногда летом показывали свое умение в цирке. Не их ли я видел мчащимися ночной степью из окна поезда?
Но вот казаки закончили свои гастроли.
– Пора пашеничку убирать, – сказал нам казак Миша. – А то поехали с нами. Батя-то отпустит?
– А чо? – произнес казак Павло. – Пусть погостят хлопцы. Арбузов поедят, медку свежего.
– Рыбку половят, – добавил казак Петро. – У нас караси – во! – И он так широко развел руки, будто хотел обнять своего любимого коня Гаврика.
Как ни странно, родители не возражали. Мама была очень занята, она, ко всему прочему, уже готовилась к краевой конференции. Писала доклад на тему: «Как я вырастила цветок «Скарлетт» на кактусе «Аспарагус магикус». А папа прямо сказал:
– Езжайте, денька на три. Мне без вас спокойнее будет.
Он сходил в цирк, договорился с казачьим есаулом Приходько, что за нами присмотрят и доставят обратно в город.
– Только верхом не давайте им ездить, – попросил папа, – а то в Москву ускачут. А у нас там с сеном плоховато.
Есаул улыбнулся и отдал папе честь с высоты своего коня.
Выехали мы рано утром. И весь город собрался проводить нас.
Это было зрелище!
Казаки на вороных конях, с шашками и в фуражках ехали строем. Впереди – есаул и Алешка на Гаврике. Есаул – с карабином за спиной, Алешка – с хохолком на макушке. А я ехал сзади, на прекрасной бричке с рессорами. В этой же бричке ехал зеленый железный ящик. В нем были заперты деньги, которые труппа «Кубанские казаки» заработала в цирке.
Лошади согласно стучали копытами по асфальту и мотали головами и хвостами. Казаки дружно грянули свою строевую песню «Галя молодая».
На тротуарах стояли горожане и приезжие и махали нам вслед руками, платочками и шляпами.
Потом мы выехали за город, и лошадиные копыта застучали глухо и мягко по проселку, поднимая густую терпкую пыль.
По бокам тянулись «пашеничные» поля, над головой заливались в синем небе жаворонки. А где-то далеко скрипел коростель.
Так славно было ехать в этой бричке, видеть перед собой хвост лошади и спину казака, перехваченную ремнями, дышать горькой пылью и думать – какие еще удовольствия ждут нас впереди.
…К вечеру, на закатном солнце, показалась вдали станица. Высокие стройные тополя, колодезный журавль, настоящие белые хатки среди вишневых садов и головастых подсолнухов.
Казак Миша забрал нас к себе в хату. Она была очень красивая, как в кино. Внутри было прохладно. Пахло какими-то травами и медом. А пол был настоящий земляной – ровный, чистый и твердый, как асфальт.
– Сидайте, хлопцы, – сказал Миша. – Умаялись дорогой. Сейчас моя жинка вас молочком напоит – и отдыхайте.
– А арбуз? – спросил Алешка.
– Арбуз завтра. А то спать будешь беспокойно.
Мишина жинка, Галя молодая, напоила нас парным молоком с очень вкусным хлебом и с медом и уложила на высокую кровать, где было много-много подушек, почти до потолка.
Я сразу же закрыл глаза, передо мной замаячил пыльный лошадиный хвост и зазвенел в голове жаворонок…
Разбудил нас горластый петух, заоравший прямо под окном.
Мы умылись во дворе ледяной колодезной водой, позавтракали арбузом с черным хлебом – и началась наша станичная жизнь.
Казаки, как только вернулись в станицу, сняли свои лампасы и фуражки и надели синие рабочие комбинезоны. И пересели с лошадей на комбайны и трактора.
Началась уборка. Время не ждет. Мы с Алешкой тоже включились в работу. И несколько дней прожили на полевом стане. В настоящем курене из свежей соломы. Помогали комбайнерам, купались и ловили огромных карасей в светлой речке, ездили верхом и махали шашками.
Мне больше всего нравилось работать в поле, при комбайне. Представьте: стоит стеной золотая пшеница, клонится к земле тяжелыми, налитыми зерном колосьями. Комбайн, как великанская парикмахерская машинка, ползет по полю и стрижет стебли. А из широкого железного рукава над комбайном течет в кузов грузовика непрерывный поток зерна.
Я стою в кузове, по колено в зерне, и деревянной лопатой разравниваю его, чтобы не просыпалось на землю, ровно заполняло кузов. Он набирается быстро, одна машина сменяет другую. А комбайн все ползет и ползет, стрижет и молотит. И солнце над головой яростно пылает. И зерно течет неудержимым потоком. Время не ждет…
День пролетал незаметно. А вечером мы все сидели возле костра, хлебали по очереди вкусную похлебку из общего котла и мирно беседовали.
Над нами расстилалось бескрайнее звездное небо, а вдали полыхали зарницы. А потом мы забирались в шалаш и засыпали под непрерывный оглушительный стрекот цикад.
