Директор покраснел, еще сильнее заерзал на стуле. Но не от коварного вопроса, хотя сразу вспомнил, что эту фразу произнес сам, лично, на перемене. Что-то другое сильно его беспокоило. Даже привстал ненадолго. Даже стул ненароком осмотрел и ладонью по сиденью провел.
По классу загуляли сдерживаемые из последних сил смешки. Опять посыпались вредные вопросы.
Не отвечая на них, директор вдруг выскочил из класса, оттопыриваясь ниже пояса, побежал в свой кабинет.
Тотчас весь класс бесшумно сорвался и выбежал на улицу. Все, кто поместился, взобрались на цоколь и прилипли к директорскому окну.
А картина там была загадочная: бедный Сентя, спустив брюки, яростно чесал себя двумя руками пониже спины…
– На три дня хватит, – удовлетворенно заметил Куманьков, спрыгивая с цоколя и уступая место очередному зрителю. – Пока портки не сменит…
Когда этот случай дошел до Андрея, он знал, с кого спросить, и в удобный момент поймал Куманькова за ухо:
– Твоя работа?
– Моя, – не стал отпираться Мишка. И пояснил честно: – Это трава такая, почесуха называется. У нее семена с маленькими крючочками – как в штаны или в рубаху попадет, так все глубже в кожу впивается. Я ее на стул подсыпал…
– Не стыдно?
– Нет, – смело посмотрел мститель прямо в глаза милиционеру. – Он плохо поступил…
Ну что тут возразишь?
Глава IV
РАЗВЕДКА
Неприметный пыльный «жигуленок» свернул с шоссе под указатель «Музей-усадьба «Шувалово», проехал длинной аллеей, мощенной стершимся булыжником, на котором играли солнечные зайчики, пробившиеся сквозь обильную листву старых громадных лип. Остановился у здания музея – бывшей загородной графской усадьбы.
Здесь все дышало ароматом старины: пузатые колонны на фасаде дома, узкие высокие окна, литые фонари в ряд, широкое ажурное крыльцо с полукруглым подъездом и пандусом для неповоротливых карет.
Из машины вышел мужчина в хорошем костюме и с тростью в руке, бросил вокруг быстрый незаметный взгляд и поднялся по широким, выбитым временем ступеням. Потянув на себя массивную, с бронзовым кольцом вместо ручки дверь, он еще раз неприметно оглянулся, вошел внутрь и поднялся по лестнице, огражденной, как стражами, мраморными статуями, в кабинет директора музея.
На пороге он чуть склонил голову и представился:
– Петр Великий.
Директор музея – худенький старичок с узкой бородкой – вздрогнул и поднял голову от большой растрепанной книги.
– Не пугайтесь, – улыбнулся незнакомец, – я не сумасшедший. Вот мои документы.
– Действительно, – подивился такому совпадению директор. – Великий. Да еще и Петр Алексеевич. – Привстал, протянул над столом узенькую ладошку, назвался: – Староверцев. Слушаю вас.
Петр Великий сел на стул, поставил между колен трость, осмотрелся:
– Я, видите ли, сотрудничаю в одном столичном музее. Возглавляю отдел… – Приблизился к директору и продолжил вполголоса: – Возглавляю отдел в некотором роде закрытый. Занимающийся старинными кладами.
– Это и привело вас в наши края? – живо поинтересовался Староверцев.
– Именно. Хочу предварительно на месте проверить некоторые данные.
– Интересно – какие же?
– Да вот, к примеру. – Таинственный пришелец достал из кармана записную книжку в кожаном переплете. – К примеру: недалеко от города, в бывшей усадьбе графа Клейнмихеля, рядом с садовой беседкой лежит огромный камень, на котором выбиты некие знаки и письмена. В летописи говорится, что под «камнем сим упокоен злой тать Воронец в золотой оружейной справе, в головах же разбойника котел медный всклень полон каменьями да монетой да два бочонка вина». – Мужчина улыбнулся: – Вино, полагаю, уже скисло, а вот монеты с каменьями заждались своего часа… Или вот еще, тоже неподалеку: башня в селе Кривое на берегу Стремиловки. В башне провал над тайным ходом, а ведет тот ход под курган, где зарыты сокровища князей Заостровских: древнее оружие, древние рукописи, личная печать моего тезки Петра Первого… – Великий перевернул еще страничку. – А вот храм Спаса на Плесне, это уж совсем у вас под боком, в Синеречье… Так, – прочитал про себя. – Здесь тоже какой-то тайный ход…
– Минутку, – остановил его Староверцев и крикнул в приоткрытую в соседнюю комнату дверь: – Олечка, найди, пожалуйста, розовую папку «Синереченская церковь»!
– Сейчас, Афанасий Иванович, – отозвался женский голос.
– Что-то я про это читал. – Староверцев нахмурил лоб, припоминая. – Про клад-то ничего не слышал, а предание о тайном подземном ходе мне попадалось.
– Вот, Афанасий Иванович, – в кабинет вошла девушка и положила на стол толстую папку, – нашла.
Староверцев стал торопливо перебирать подшитые бумаги. Их много было: и пожелтевшие от времени, и новые, совсем неизмятые.
– Ага! Нашел! – Он вынул из зажимов ксерокопию листа из старинной летописи. – Слушайте, Петр Алексеевич. «И бысть тогда сеча быстра и кровава. И падали вои русичи яко рожь под серпом. А кои успеваха бежать меча и копья ордынскова спасались во храме Божием. И вошед в храм тамо исчезахо. Понеже бысть в стене оного тайна дыра. И открываха ея и оттоле тишина велика и хлад земной и ступени во чрево земное. И престаше татарове воевати да почали искать пропавшего люда. Тако не найде…»
Великий напряженно вслушивался в древние слова, едва сдерживаясь, чтобы не вырвать листок из рук Староверцева.
– А точнее там ничего не сказано? Где эта «тайна дыра», в какой стене? Каким волшебным словом открывается?
– Нет, к сожалению, – вздохнул директор и вложил листок в папку. – Это единственное упоминание о подземном ходе. Да вы поезжайте туда, стариков, мальчишек поспрашивайте…
– А это что такое? – Великий вытянул из папки несколько машинописных страничек, скрепленных скобочкой.
– Ну, это вам не интересно. Не ваш, так сказать, профиль. Это опись церковного имущества. Церковь-то в Синеречье богатейшая. Там собрались за века и сохранились уникальнейшие предметы культа и старины.
– Можно взглянуть? – попросил Великий, а сам уже бегал внимательным взглядом по страницам, фиксируя в памяти описания сокровищ. Нехотя вернул листы директору, вздохнул: – Да, это мне ни к чему. А вот подземный ход я найду, вместе с кладом, – шутливо пообещал тезка царя. – И вам малую толику золотую для музея выделю.
– Ох, кстати было бы, – поддержал шутку Староверцев. – Мы бы тогда здание отремонтировали, потолки вон второй год текут. А средств нет. За осмотр мы денег не берем – музей народным считается, – Афанасий Иванович, подровняв бумаги в папке, закрыл ее, завязал тесемки, вздохнул. – Да народ-то сейчас по музеям не ходит, о прошлом не думает. Его больше будущее, завтрашний день тревожит.
Что там народ тревожит – Великого не интересовало.
