Хасбулатов видимо видел, потому что, как известно, они его не уговорили. Вообще роль Хасбулатова во всей истории противостояния двух ветвей власти сложная. Он во многом виноват в том, что Верховный Совет так долго и так бездарно во всем уступал Ельцину.
Руслан Имранович был очень жестким спикером, умел, кому надо и когда надо заткнуть рот, продавить нужное решение. Это и распад Союза, и дополнительные полномочия на 5-ом съезде, и дурацкое решение о проведении референдума на 7-ом.
Его нетерпимость к чужому мнению, завышенные представления о собственной персоне, вечно яканье, и выпячивание собственных заслуг очень сильно отталкивало.
Именно поэтому летом 91 года мы, фракция «Смена — Новая политика», голосовали против него. Однако во многом благодаря этим качествам, он, все-таки хотя и поздно, но сумел найти в себе силы противостоять этому «безграмотному безумию» под названием радикальных экономических реформ.
Во всяком случае, два последующих спикера Государственной Думы, хотя и были представителями оппозиции: Рыбкин и Селезнев, быстро сдали свои позиции и подчинились Президентской команде. А Хасбулатов в последний период деятельности Верховного Совета и, особенно в период событий 21 сентября — 4 октября был на высоте.
После заседания Верховного Совета я пошел к себе в кабинет, и вскоре мне позвонил (городские телефоны на тот момент еще не отключили) некто Лягушкин, который был экспертом нашей фракции. Он попросил о встрече, так как разговор не телефонный.
Мы встретились, по его рассказу получалось, что в Министерстве безопасности далеко не все разделяют официальную точку зрения и готовы пойти на переговоры. Таких переговорщиков, которые могли никого не представлять, было хоть пруд пруди, и поэтому я не стал связываться с Баранниковым и Руцким, решив, что не стоит их беспокоить, сначала надо понять, насколько серьезны те, кто выявил желание переговорить.
Переговоры было предложено провести на улице, на нейтральной территории. Встречались, по-моему, где-то около Детского Мира. Их было двое, представились невнятно, мол, сотрудники, с болью смотрим на ситуацию и т. д.
Больше их действия походили на получение разведданных, а не на предложение поддержки. Я начал им объяснять, что при демократах им спокойно не жить, что реорганизации, обвинения в службе тоталитарному режиму им обеспечены. Судя по тому, как они от моих слов, поеживаясь, втягивали плечи, они это хорошо понимали. Однако толком так ничего и не предложили, я обещал им проинформировать руководство Верховного Совета, на этом и разошлись.
А вот на пути информирования руководства у меня неожиданно возникли большие препятствия. Оказалось, что ближе к вечеру проходы к Белому дому были наглухо перекрыты, в том числе и проход рядом со стадионом, там, где сейчас стоит мемориал погибшим.
Пытаюсь пройти в другом месте, тоже самое, потом еще и еще. Наконец, на мосту патруль требует документы. Майор уже в годах, я начинаю закипать и повторяю слова о произволе, нарушениях Конституции, что народный депутат имею право исполнять свои обязанности и т. д.
Он просит у меня удостоверение, я с сомнением ему отдаю, он возвращает и говорит, что и в милиции тоже с тревогой смотрят на происходящее. Затем он козыряет и, отвернувшись в сторону, тихо произносит: «Попробуйте еще под мостом. Там возможно пропустят». Я спускаюсь вниз и с удивлением обнаруживаю, что проход к Белому Дому в этом месте свободен.
Прохожу через самый нижний подъезд Белого Дома. Там охрана, показываю удостоверение депутата. «Погодите, — говорит дежурный парнишка, — проверим, что вы за депутат». Затем сверяет мою фамилию со списком и пропускает, свой.
Ночевал я все в том же кабинете, но теперь с матрасом было гораздо удобнее. Однако поспать как раз и не удалось. Всех подняли по тревоге и предложили собраться в зале Совета Национальностей.
У Белого Дома очень сложная архитектура и около одного из входов в Совет Национальностей существует достаточно узкий коридорчик. Я пошел именно по нему. Электроэнергию не включали, экономя солярку, и я шел по нему в полутьме. Вдруг резко щелкнул затвор автомата: «Стой, кто идет?» С удивлением узнаю по голосу Руцкого.
— Александр Владимирович, это я Полозков.
— А это ты, Сергей! Тоже узнает меня он, — проходи. Эти сволочи, сейчас начнут штурм.
В зале все потихоньку собираются, даже зажигают свет, видимо решив на такой случай потратить драгоценное топливо. Все возбуждены. У руководства Верховного Совета и назначенных нами силовых министров есть сведения о том, что сегодня ночью начнется штурм. Надо быть готовыми ко всему.
Наконец появляется бледный, как смерть, Хасбулатов, у меня, да и не только у меня складывается впечатление, что он или смертельно пьян или на грани психологического срыва. Он, криво усмехаясь, сообщает все о том же, о подготовке штурма.
То, что Хасбулатов не в себе кажется не только мне, но и журналюгам, которые, вот что удивительно, несмотря на все препоны, тоже присутствуют в зале
[62]
. Я бросаюсь им наперерез, и встаю рядом с Хасбулатовым, чтобы они ничего не заметили.
Слава богу, в тот день все обошлось. И с Русланом Имрановичем, он просто перенервничал, и со штурмом, он в тот день не состоялся.
Позднее, через много лет, фотографию, где я стою рядом с Хасбулатовым, опубликовали в газете «Сегодня», ее мне показали ребята из пресс-службы фирмы, в которой я работал. У меня на ней очень решительный вид и поэтому многие посчитали меня за охранника.
Я с Хазбулатовым в Белом Доме в 1993 г.
Поход к Листьеву или второй «штурм» Останкино
На следующий день депутат Тихомиров, в свое время ведущий одной из популярных перестроечных программ, один из немногих телевизионщиков, занявших принципиальную позицию, предложил нам поучаствовать в программе Листьева, в которой обсуждались вопросы коррупции. На Дальний Восток программа шла в прямом эфире, в Москве по записи, но все равно был некоторый шанс на прорыв информблокады.
Главное было в том, что Тихомиров дал нам приглашения в телецентр.
Нам, это опять нашей троице: мне, Головину и Игорю Муравьеву.
Решено было, что в разговоре о коррупции мы должны сказать, что ей занимается самая высшая власть в стране. Ельцин покупает депутатов своим указом, чтобы они прекратили выполнение своих, в том числе и контрольных функций, которые как раз способствуют снижению той самой коррупции, про которую там собирались говорить.
Уходили мы уже через плотный кордон милиции. Из Белого Дома выпускали свободно, а вот назад…
