Глава 8
Лишь в конце дня все утихомирилось – бесконечные тортики, конфеты и чаи для поздравляющих. У нас алкоголь в офисе был строжайшим запретом, – хотя бы в этой части Симакову удалось победить национальные традиции. Почти победить, если быть точным. Потому что запрет предполагал одно исключение: именинник мог в конце рабочего дня, а именно в семнадцать ноль-ноль, устроить легкий фуршет для сослуживцев с сухим вином. Правда, иногда такой фуршет превращался в пьянку, однако безобразий сотрудники себе не позволяли. Все-таки, европейский путь развития и все такое.
Изо всех сил я старалась сдерживаться, чтобы ничего не желать. Но когда наступило пять часов пополудни и все собрались в большой переговорной на бокал шампанского, я не удержалась и пожелала клубники.
Народ толпился вокруг Евгения, произносил здравицы, пил и с аппетитом закусывал – праздник обслуживала известная кейтеринговая компания, и этому «легкому фуршету» позавидовали бы многие полноценные банкеты. Поэтому клубники я пожелала не ради гастрономического удовольствия (хотя клубника – это всегда удовольствие, а среди зимы – особенно). Скорее, начала фантазировать, чтобы отвлечься от желания остаться наедине с Женей, поговорить с ним, обнять его… целовать его…
– Яна, чего такая грустная? На, возьми клубнику, – я очнулась, увидев около себя Гришина, протягивающего мне большое блюдо с фруктами.
– Спасибо, – я взяла веточку винограда, несколько ягод клубники и попыталась уйти подальше от Константина. Но он не отставал. Я вышла в коридор со своей тарелкой и села на диванчик в коридоре. Гришин пришел за мной следом.
– Душно там, правда? – сказал он в пространство, ослабляя узел галстука. И потом, без никакого логического перехода, спросил нарочито безразличным голосом:
– А что у тебя с Симаковым?
– С Симаковым? – удивилась я. – Ничего. А должно что-то быть?
– Ну… Я заметил, как вы друг на друга смотрите. Да и письма ты ему чужие пересылаешь неспроста. Ты в курсе, что он женат? – насмешливо спросил Гришин.
– А вам, извините, какое до этого дело? – неожиданно резко ответила я, разозлившись, и посмотрела ему прямо в глаза. – Может, лучше вы мне расскажете всю правду о том, что произошло двадцать лет назад?
И он вдруг начал рассказывать.
В его голосе сквозило удивление – словно и сам не верил, что это именно он говорит. А я молча слушала, иногда осторожно прикасаясь к мягкому бархату своего платья.
– Митька с Женькой в детстве жили по соседству и хорошо знали друг друга. Когда мы с Женькой бизнес начали, со временем решили подключить Митьку – он экономический закончил. А потом Юлия появилась. Ну и закрутилось у них.
Тут я вынуждена была уточнить:
– У кого?
– Да у Митьки с ней. А он женат, ребенок. И тут Юлька залетела, истерика, все эти бабьи разборки… Митька, конечно, жену бросать не собирался – она ж в нашем бизнесе плотно сидела, куда разводиться? Тогда Митька придумал эту историю с исчезновением. У жены его были хорошие связи во Франции, она вообще всегда мечтала туда уехать. Ну и уехали. А Юлька срочно замуж на Женьку выскочила, он на нее чуть ли не молился, – засмеялся Гришин.
Последние слова я постаралась не принимать близко к сердцу и задумалась. Получается, Женина дочь – совсем не его дочь?
– Это все? – подозрительно спросила я. – И как письмо про швеллер связано с теми событиями?
– Ну да, связано, – вздохнул Константин. – Это Митька мне написал, чтобы встретиться, и чтобы об этом никто не знал… Ему срочно нужно сына вытащить из передряги. А теперь самое интересное: про этого самого сына… Митька ведь с женой все-таки развелся. Вернее, она с ним развелась. Наверное, что-то подозревала – черт ее знает… Короче, их сын вырос, взял фамилию матери. Теперь он не Чернов, а Погорельский. Никого не напоминает?
– Алексей? – поразилась я.
– Вот-вот, – удовлетворенно протянул Константин. – Именно! Наш «золотой мальчик» – Митькин сын. Его отчего-то потянуло на историческую родину. Странно, конечно. Все отсюда выехать стремятся, а он вернулся! Ну и ладно бы, кого это волнует, что там у него в голове творится…
– Он же компьютерный гений, – после небольшой паузы с ироничной усмешкой произнес Гришин. – А гении все немного того!
Константин покрутил пальцем у виска. После этого, видно, решил, что выразил свои эмоции достаточно ясно, и продолжил рассказ.
– Короче, все бы так и оставалось в прошлом, если бы этому Алексею, будь он неладен, не пришло в голову закрутить с Юлькиной дочкой!
Я поморщилась. Что у него все «закрутить» да «закрутить»! Других слов не знает, что ли?! Речь ведь о любви. Встречаться, влюбиться, понравиться… По-разному можно назвать отношения. Но «закрутить»! Это гайки закручивают, а не любовь… Но вслух ничего не сказала. Взрослого сформировавшегося сорокалетнего человека уже не изменить даже психотерапевту, так что доводы моего рассудка лучше оставить при себе.
Стоп. Проблема в Насте. Насте, которая, получается, Алексею Погорельскому – сестра! Елки-палки.
– Теперь понятно, почему Митька возник из небытия, так сказать? А мне теперь расхлебывай.
– Что именно расхлебывать вам придется? – спросила я, хотя уже начинала догадываться. Наверное, финансовые грешки Константина как-то связаны со срочным отъездом неизвестного мне Мити… Но дальше я слушать ничего не желала. Гришин и так смотрел на меня почти с ненавистью, словно открыл какую-то страшную тайну, и теперь придется меня убить.
– Да так… Любопытная ты. Блин, и сам не пойму, почему тебе все рассказываю! – сердито произнес он. – Надеюсь, понимаешь, что тебе придется молчать. Особенно Симакову ничего говорить нельзя. Что бы там между вами ни происходило – молчи, – строго приказал он.
– Ясно, – сказала я и поспешила уйти от Гришина подальше. Сотрудники уже начинали расходиться, я ушла в приемную, села за свой стол и принялась думать. То, что я надумала, мне совершенно не понравилось.
Конечно, вся эта история печальна и принесет боль участникам событий, особенно Жене… Но вряд ли можно назвать страшной тайной вопрос сокрытия отцовства. Между прочим, по статистике, почти тридцать процентов мужчин воспитывают чужих детей, даже не догадываясь об этом! И Гришин не мог так нервничать лишь из-за чужой личной жизни. Ну, скрыл он от Симакова, что их общий приятель Чернов никуда не пропал, а вполне жив и здравствует за границей, куда он смылся после неудачного романа с его, Симакова, женой. Может, спросить, из-за чего на самом деле так переживает наш Константин?
Но вспомнив, что я все еще в исполняющем желания платье, поспешила мысленно отказаться от идеи снова вступить в душевную беседу с президентом нашей компании. Я хотела только одного: увидеть Женю, и чтобы никого вокруг при этом не было. Кроме нас. Мы ведь с ним так и смогли поговорить в течение дня. Я надеялась, что, когда все, наконец, разойдутся, мы сможем поговорить. Тогда, кстати, и вручу свой подарок.
