Остальные сорок восемь недель в году Радуга проектировал визуальные спецэффекты для медицинской индустрии. По крайней мере, так думал бухгалтер. Тонких деталей ему знать не полагалось.
Дреды отросли до пояса, поседели и рвались у корней.
В лагере Людей Грязи Радугу ждали помощники: Тинки-Винки и Солнечное Дитя. Хорошие ребята. Не заучки, но и не конченые тусеры. Пока еще не конченые. Грудь они выбривали начисто. Оба с виду были потрясены, побледнели под слоями облезлой кожи и невадского загара. Оба пришли голые, если не считать перьев на бедрах и браслетиков помощников Координатора.
И еще: оба не прошли обрезания. Радуга и так ощущал себя древним, а тут это постоянное напоминание… Когда, интересно, мир проснулся и осознал, что мужское обрезание – это насилие над гениталиями?! Даже ребят из Еврейского лагеря не обрезали в детстве. Собственный член заставлял Радугу чувствовать себя ископаемым ящером. Последний раз он трахался с девчонкой, феечкой из Сказочного лагеря. Голая, если не считать крылышек из розового газа на эластичных ремешках, она присела перед ним и спросила: ты что, мол, в аварию попал?
– Ты как тот тип из «Фиесты»
[31]
, – добавила она.
Вот почему Радуга носил набедренную повязку. Да и статус обязывал прикрывать срам.
У Тинки-Винки на шее висела розовая пустышка. Дитя Солнца нацепил на нос огромные солнечные очки с розовыми стеклами, инкрустированные стразами, на которые было больно смотреть. Оба, наверное, раздолбаи-серферы. Мажорики, мотаются по миру в поисках волны и тусы покруче.
Радуга спросил, где Лакомка, и Тинки-Винки мотнул головой в сторону дальней палатки. Большинство обитателей лагеря все еще дрыхло, храпело на душной жаре.
Сухой ветер трепал полог крупной палатки. Лакомка нашлась позади нее, вместе с одной из местных. У этих имелся обычай все три недели обходиться без одежды и покрывать тело слоем серой грязи. Босые, они носили только круглые шлемы на головах с тремя отверстиями – для глаз и рта. Все они выглядели одинаково: точно серые шары для боулинга с ногами. С танцами носились по всему палаточному городку, словно какие-нибудь инопланетяне или туземцы. Та, что была с Лакомкой, шлем сняла. Ревела в три ручья, и слезы смыли корку грязи с груди. С недурной такой, кстати, груди: упругой, подтянутой. Радуга, конечно, был представителем власти, Законом, но втайне надеялся, что студенточка проплачет еще немного и слезы откроют приличное сокровище пониже пояса. Девчонка стояла на коленях рядом с трупом: серый «хитин» на нем потрескался и облупился.
Радуге стало не по себе от того, что на красоту – красоту и незащищенность – он отреагировал единственным способом: у него встал.
– У меня вот… – произнес Дитя Солнца, предлагая пластмассовый ножик из Столовки. – Если нужно произвести… это самое… вскрытие.
Тело сливалось с серой бесплодной землей, простершейся на сотню миль вокруг. Несмотря на толстый слой грязи, мухи нашли лазейку – проникали в отверстия в шлеме. Мочевой пузырь отдал содержимое, и те же мухи теперь вились над упакованными в комок грязи гениталиями. Труп лежал на боку, чуть свернувшись калачиком; брюхо обвисло и касалось земли. Под серой коркой Радуга не смог разглядеть, кто это: негр, азиат или белый. Без мыла с водой тут не разберешься. Яркой Радуге трупешник напомнил оплывшую песчаную свечку. Даже этому чуваку при жизни не сделали обрезание.
Протянув Лакомке полупустую кружку, Радуга спросил:
– Еще кто знает? – Обвел присутствующих жестом руки и добавил: – Кроме нас пятерых?
Кивнул на кружку: пей, мол, давай (пусть Лакомка успокоится). Тут же он заметил, что кольца-хамелеоны у него на руке посветлели, стали бурыми.
Лакомка брилась наголо. Хитро придумано: прошлый сезон прошел под знаком вшей, и в этот раз она всем сразу заявила, дескать, не собирается лучшую часть лета снова расчесывать скальп в кровь. Она носила блестящий парик цвета бабл-гама. Лакомка мотнула головой: нет, больше никто не знает, – качнув длинными мерцающими прядями.
Радуга посмотрел по очереди на каждого и произнес:
– Если сообщим шерифу о трупе, нас прикроют. – Он выдержал многозначительную паузу. Жужжали мухи. – Не будет больше Пустынного рок-фестиваля искусств. Здесь точно не будет. – Он хохотнул. – Если не хотите провести следующие каникулы в Дисней уорлде… – он глубокомысленно кивнул, – …придется нам самим разобраться.
Колючий ветер донес отдаленные звуки музыки: транс, хип-хоп, драм-н-бейс. Обитатели палаточного городка просыпались. Нужно соображать быстрее.
– Ты, – кивнул Радуга в сторону Тинки. – Разошли сообщения всем: срочно, у нас код «Гнида», в палатке Холодильник. – Ничто так не отпугивает людей, даже сообщения о скорпионах и гремучниках, как слухи о вшах. Стоит им разойтись, и никто даже близко не приблизится к Холодильнику. – Помощник, отнеси тело туда. Мне понадобится жесткая малярная кисть и тысяч десять влажных салфеток.
В лагере Секс-Ведьм он нашел главу службы Регистрации: у нее хранились записи о прибытии, заполненные формы, отказы от претензий. Ведьмы занимались тем, что воздвигали монумент Сандре Бернхард
[32]
. Различные части ее тела создавались отдельно в местах вроде Мемфиса и Браунсвилла, по найденным в Интернете инженерным схемам. Сейчас предстояло самое сложное: собрать их в правильном порядке.
Регистратора звали Динь-Динь. Яркая Радуга приготовился торговаться за информацию.
Покойного звали Скуби-Ду, но вот откуда он, девчонка, нашедшая труп, не знала. Она показала его спальник: внутри только вши да экземпляр «Бойцовского клуба» в мягком переплете. Радуга выковырял из пупка немного пейотля и токвилона. Девчонка проглотила того и другого, и Радуга убедил ее: Скуби-Ду не умер, у него передоз. Она быстро поверила в легенду, дескать, немножечко наркана все поправит. Лакомка уложила ее спать, спев колыбельную и дав печеньку с гашишем.
Когда Радуга вошел в палатку к Ведьмам, Динь-Динь прикрыла рот и нос ладонью.
– У тебя башка воняет, как кошачий лоток.
На ней не было ничего, кроме скептически выгнутых бровей да слоя кокосового масла, от которого волосы у нее между ног становились похожи на рисунок «под дерево».
– Резинки нужны? – предложил Радуга. – В обмен на разрешение взглянуть на записи.
– Риталин есть? – назвала свою цену Динь-Динь.
Радуга мотнул головой.
– Крем от загара?
– «SPF 54»? – Она выразительно взглянула на его дреды. – Найдется кое-что, что избавит тебя от этой вони.
– Имодиум? – предложил Яркая Радуга. – «А200»? Антисептик для рук?
Бесплодная равнина кругом кишела фриками, как какая-нибудь чудна́я планета или бар на космодроме в «Звездных войнах». Фрики на ходулях. Фрики на моноциклах, в сомбреро, жонглирующие пластмассовыми черепами. Этакое будущее по версии «Безумного Макса», втиснутое в ковбойское прошлое. Радуга будто перенесся на голливудскую натурную съемочную площадку: мешанина персонажей и декораций, и все в поисках единой связующей нити, чтобы сложиться в общую историю.
