Петушок решил рассказать об измене Кролику, однако нигде не смог его найти: смотрел и в интернате, и в переулке за мусоркой при школе… Тут в изъеденный клеем мозг закралось страшное подозрение, но Петушок отмел его. Когда же уверенность пересилила страх, он отправился в Музей естественной истории. Там, в павильоне, посвященном Древнему Египту, он и нашел Кролика. Тот делал заметки в блокноте!
Петушка бросили. Ему одному оставаться на второй год. Товарищи, с которыми он пережил столько обид, оказались предателями. Какая подлость! Их эгоизм обречет следующие поколения пятиклассников на тот же цикл унижения и страданий. Быстро же они все позабыли!.. Ничего, Петушок им напомнит.
В понедельник он наклонился к друзьям через проход между партами и сказал:
– Ну что, друзья мои, нюхнем клейку в обед?
Те согласились как ни в чем не бывало. И вот, когда вся троица собралась в переулке, Петух налил клею в пакетик и щедро предложил Кролику и Трубкозубу надышаться первыми. Когда друзья наконец упоролись и стояли, выпучив глаза и роняя слюну, он открыто напал на них:
– Я вас разоблачил! – Петушок прыгнул на беспомощных Кролика с Трубкозубом. Одного принялся молотить кулаками, другого – коленями. – Библиотека, значит?! Музей?! А ну-ка, объяснитесь!
Ядовитые пары лишили друзей воли, и Петушок мутузил их, не встречая сопротивления.
После обеда мисс Скотт чуть не расплакалась при виде сломанного носа Трубкозуба и порванных ушей Кролика. Друзья уселись за парты и попросили ее не волноваться.
– Я упал с лестницы, – отмазался Трубкозуб. – Цена за невнимание к другим.
– Я просто неуклюжий, – сказал Кролик. – Уши – малая плата за блестящее будущее.
Для верности Петушок попросил мисс Скотт: пусть их троих определят в один интернат. Мисс Скотт похлопотала, и вот Петушок, Трубкозуб и Кролик уже делили одну спальню, одну ванну и один бумажный пакетик. Больше никто не испытывал искушения отправиться в музей или библиотеку. Повесив на стену календарь, друзья стали зачеркивать оставшиеся до конца учебного года дни. Они забыли разницу между штатами Айдахо, Айова и Огайо. Забыли разницу между «отвратительный» и «отталкивающий». Титанических трудов стоило не реализовать свой огромный потенциал, но они храбро приняли вызов. Старались. В летней школе пришлось прилагать куда больше усилий, чтобы вообще не пытаться ничего сделать.
В последний день летней школы мисс Скотт открыла ящики стола и достала из них фотографии, подарки на память, сувениры, сложила их в картонную коробку. Посмотрела на трех друзей, кроме которых больше никого в классе не было, и сказала:
– Буду скучать.
– Мы не справились с тем, чтобы не справиться, – пробормотал Петушок. Несмотря на худшие показатели, их все равно перевели в шестой класс. Они поплатились престижем, семьями, временем, а в итоге их отправят в следующий класс, где они останутся на самой нижней ступени. Какая подлость! В тот момент гнев пересилил любовь к учительнице. Если бы она их любила, то ни за что бы не перевела в шестой класс. Петушок сразу понял: мисс Скотт просто решила сбагрить их другому учителю, избавиться от проблемы. Кровь прилила к лицу, Петушок весь обратился в стиснутый кулак злобы.
– Ах ты сука! – проорал он.
Трубкозуб, Кролик, мисс Скотт – все уставились на него.
– Разве можно переводить нас в шестой класс?! – возмутился Петушок. – И это называется образованием?
Из огромной любви к мисс Скотт он выбежал к ней и сбил на пол коробку. Разметал по полу фотографии и сувениры, принялся топтать их, крича при этом:
– Сраная, вонючая фигня для слабаков и неженок!
Растоптав и испортив все, Петух отдышался. Вспотевший, он ждал, что скажет учительница.
Мисс Скотт не заплакала. Не заплакал никто.
– Ты в шестой класс не идешь, – сказала мисс Скотт, даже не делая попыток собрать разбросанные по полу сувениры. Сняла со спинки стула плащ и надела его. Застегнулась. Достала из ящика картотечного шкафа сумочку. – Я приложила все усилия, но трое моих учеников провалились, – сказала она, вынимая из сумочки связку ключей. – Я потеряла работу.
Оставив учиненный Петушком бардак на полу, она вышла в коридор, навсегда покинула их жизни.
Вместо того чтобы открыть для себя прелести шестого класса, Петушок, Кролик и Трубкозуб открыли для себя марихуану. Они здорово наловчились в тупизне, и второй год прошел куда легче. Они так и не запомнили имя нового учителя. Вернулись к родителям. Они упорно шли к цели.
Еще через год ребята открыли для себя болеутоляющие. Двенадцатилетними дылдами возвышались они среди одноклассников. Никто не считал их героями; никто не питал к ним даже капельки уважения, а когда на словарном диктанте Петушок написал «ровестник», Гну захихикал. На перемене Петушок, Кролик и Трубкозуб нашли на площадке Гну и по очереди избили его до крови и слез. Само собой, Гну никому не рассказал бы о драке, а если бы и рассказал… что с того? Трое друзей уже не боялись отстранения, и дабы укрепиться в достигнутой тупости, нашли укромный уголок и выкурили косяк. Попыхивая травкой, они смеялись и делились мечтами: кто что купит, когда станет богатым. Петушок растянулся на травке, и что-то кольнуло его в спину. Небольшая пластмассовая фигурка с короной на голове, вроде знакомая… Петушок так и не вспомнил, для чего она. Показал фигурку друзьям, но те лишь покачали головами. Кролик облизнул ее, попробовал на зуб и сделал вывод: сделана фигурка из черной пластмассы. Трубкозуб предложил поджечь ее и даже достал кухонную спичку. Корона занялась тлеющим синеватым пламенем; запахло палеными фекалиями и волосами. От странной фигурки потянулась струйка едкого дыма, которую друзья тут же поспешили вдохнуть.
Хэнк переносит вес на заднюю ногу. Низко приседает, откидывается назад. Выдох, и загруженная нога выпрямляется – резко, будто выстреливает. Разворот в пояснице, и одно плечо выбрасывается вперед. Следом идет локоть. Локоть выкидывает кисть. Описав дугу, рука хлещет по воздуху, точно кнут. Работает каждый мускул; и в тот момент, когда Хэнк готов упасть лицом вниз, пальцы выпускают теннисный мяч. Ярко-желтый, он летит как пушечное ядро, исчезает в небе; взмывает по дуге к самому солнцу.
Хэнк подает как настоящий мужик. Лабрадор-ретривер Дженни кидается вперед черной молнией, мелькает меж надгробных камней, спешит назад и, виляя хвостом, бросает мячик мне под ноги.
Я же кидаю мяч только пальцами. Ну, может, еще и запястье включаю. Запястья у меня хилые. Никто не учил меня кидать мяч; он ударяется в первый ряд могильных камней, рикошетит от мавзолея, катится по траве и исчезает за эпитафией. Хэнк смотрит себе под ноги и, покачав головой, с кривой ухмылкой говорит:
– Отличный бросок.
Отхаркивает мокроту и сплевывает мне под босые ноги.
