Ну, хорошо хоть, Астрахань нынче – русская! И Казань! И Волга-Итиль с недавних пор – русская река! Хоть с той стороны – с востока – набегов нет. И не будет. За то весь народ Ивану Васильевичу благодарен, величальные песни поет. Не нужна им никакая Ливония. А вот крымского хана, собаку… вот кого бы к ногтю прижать!
У гостевых хором Магнус спешился. Сам, лишь немного на плечи слуг опирался, совсем чуть-чуть. Сам же и на крыльцо поднялся – а тут и собственные слуги выскочили, Петер впереди всех:
– О, майн герр, ваше величество! Все ли с вашим драгоценным здоровьем хорошо? Может, лекаря позвать? Пиявочек? Говорят, от головной боли помогают очень хорошо.
– Я тебя сейчас сам… пиявочек! – опершись на резные перила, рассмеялся король. – А вот ванну приготовь… Ну, вели кадку водой наполнить.
– Слушаюсь, мой король! А изволите ли…
– Квасу еще только изволю. В опочивальню мою принеси. А я пока здесь… пока бочку готовите, подышу воздухом.
Стоял Арцыбашев, смотрел на звезды, на ночной Кремль, любовался. Строений в Кремле много, и церковных, и светских – всяких. Всяк стремится поближе к царю жить. С точки зрения человека двадцать первого века, конечно, темновато в Кремле, чего уж. Но вот если глазами немца приезжего посмотреть – так очень даже просторно! С Ригой даже и не сравнить. И с Ревелем. А уж о Нарве и говорить нечего.
Приняв горячую ванну (окунувшись в кадку), его королевское величество облачился в толстый халат и пошлепал в спальню… Впрочем, спать ему не дали. В дверь постучался верный слуга Петер:
– К вам посетитель, мой король. Верней, посетительница. Какая-то знатная дама.
– Дама? Ну, так впусти… ой… сейчас. Я только оденусь…
Сбросив халат, молодой человек проворно натянул узкие панталоны с буфами, белую сорочку, камзол и, накинув на плечи парадный – зеленый с золотым шитьем – плащ, счел свой внешний вид вполне соответствующим внутреннему достоинству. Посмотрелся в висевшее на стене овальное серебряное зеркало и, оставшись вполне довольным, уселся в кресло:
– Петер! Зови… О, боже мой… Вы!
В дверях появилась Маша. Не тот наштукатуренный манекен, что был на пиру, нет – настоящая Маша Старицкая, юная красавица-княжна с синими, как чистое весеннее небо, глазами. Стройненькая, с сияющим взором. Темные локоны, распущенные по плечам, стягивала серебряная диадема, тоненькая, изящная – как и сама девушка – без всякой вычурности.
На Маше было надето строгое испанское платье, черное, с серебристой вышивкой – с корсетом, буфами и белым гофрированным воротником-жабо. Из украшений – диадема, браслетики да маленькие серебряные серьги в ушах, а на шее – изящное серебряное колье, украшенное рубинами. Истинная инфанта! Принцесса крови!
– О, ваше высочество… – вскочив с кресла, Магнус протянул посетительнице руку. – Прошу, садитесь. Может быть, хотите вина? У вас нынче такое прекрасное платье, оно вам очень идет!
– Данке, – присаживаясь, по-немецки поблагодарила княжна. – Ничего, что я вот так, без приглашения, вечером?
– Я всегда рад видеть вас, Машенька. Хочу заметить, ваш немецкий выше всяких позвал.
– Кто только меня ни учил, – пухлые губки девушки тронула улыбка. – Вы что-то сказали про вино? Право, я не отказалась бы.
– Да-да, конечно, – спохватился король. – Эй, Петер…
– Недурное рейнское, – сделав пару глотков из тонкого синего бокала венецианского стекла, похвалила гостья. – Нет, я в самом деле не помешала?
– Господи, Машенька! Но… – Магнус вдруг замялся, глянув в черноту окна. – Вам… вас… ведь скажут… доложат государю…
– Пусть докладывают, плевать, – милое личико искривила злая гримаса. – Я уже взрослая… и дела до меня никому нет. Тем более царю. Да, мы же с вами – жених и невеста… Так что пусть болтают, что хотят.
– Принимать вас большая честь для меня…
Маша покачала головой:
– Бросьте, ваше величество. Вам просто сюзерен приказал… и вы не смеете его ослушаться. Ведь так?
– Не совсем, – взяв девушку за руку, тихо отозвался король. – Просто я еще очень плохо вас знаю. Да и вижу-то – второй раз. Или третий.
– Я вам нравлюсь?
Такой вот вопрос. Не в бровь, а в глаз. Довольно неожиданно для забитых московитских женщин. А впрочем, не только для них – до феминизма еще ох как далековато!
– Вы обворожительны, милая княжна! Всем, чем угодно, клянусь, – окунувшись в синь девичьих глаз, честно признал молодой человек.
– Спасибо. Значит, вы все же согласитесь взять меня с собой в Ливонию? Не откажетесь, даже если… – здесь княжна вновь запнулась, но сразу продолжила: – Даже если против нас возникнут обстоятельства непреодолимой силы?
– Понимаю, – вспомнив незавидную судьбу Машиного батюшки, недавно казненного князя Владимира Старицкого, Магнус непритворно вздохнул. Оно, конечно, покойный князь – заговорщик, и имел все права на трон. Таких, как он, обычно устраняют. Даже не за участие в заговорах. Просто – за «голубую кровь». Которая, кстати, течет и в жилах Маши. – Вам до смерти надоело в Кремле.
– Ваше величество, надоело – не то слово! – сверкнула очами гостья. – Я готова на все, лишь бы уехать отсюда как можно скорей. Мой отец… матушка… Да, меня пока не трогают… не трогали, но все может измениться в любой час. Завтра будет наша помолвка… а потом свадьба. Не знаю уж, и когда. Сколько еще мне ждать? Год, два? Или намного больше? Вы почему-то кажетесь мне неплохим человеком, ваше величество. Клянусь, я буду вам верна!
– Завтра же попрошу царя устроить свадьбу тотчас же!
Девушка засмеялась:
– О, нет, так не выйдет, мы ж с вами в Москве! Здесь, как в древней Византии, любят и умеют ждать. И я подожду. Лишь бы вы… лишь бы с вами…
– Все будет хорошо, милая Машенька, – мягко промолвил Магнус. – Не сомневайтесь.
– Дай-то Бог, – Маша перекрестилась на висевшую в углу икону Николая Угодника.
Глядя на нее, Арцыбашев перекрестился тоже, на православный манер – справа налево:
– Ах, милая Маша, пока вы будете ждать меня здесь, в Москве, я хотел бы вас кое о чем попросить. И кое о чем расспросить – уже сейчас, коли уж вы здесь.
– Спрашивайте. И просите, – с улыбкой разрешила княжна.
Леонид начал разговор издалека. О красотах московского кремля заговорил, о церквах, о хоромах боярских. И о башнях. О том подвале, у Тайницкой…
Машу всю передернуло. Было видно, что тема эта ей неприятна, еще бы – ведь именно там, в подвале у Тайницкой башни, девчонка делала наговоры на смерть самого царя! Арцыбашев тогда спас ее от расследования, и княжна это запомнила… однако вот сейчас активно не хотела вспоминать.
К слову, все ее шашни с черным колдовством его величество интересовали мало. Больше привлекало другое – Магнус прямо так и спросил, без обиняков: не видала ли, мол, милая Машенька, близ Тайницкой башни (или вообще, в Кремле) каких-либо непонятных людишек, вовсе не похожих на обычных ни одежкой, ни поведением…
