Книга Тайны серебряного века, страница 78. Автор книги Анатолий Терещенко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайны серебряного века»

Cтраница 78

Подробно рассказывал в письмах об издательском буме в Советской России произведений Александра Ивановича. От этих слов у него загорались глаза, учащенно билось сердце, и он задыхался от волнения. Кому из авторов не хочется первым подержать свое дитятко, пахнущее еще клеем и типографской краской.

Это было время, когда книги Куприна аврально стали издаваться. В конце 1930-х годов, а конкретнее с весны 1937 года советская литературная критика торопливо меняет знак оценки его творчества с «минуса» на «плюс». Больше того, оказывается, «бывший заклятый враг Советской России» Куприн все предыдущее время разоблачал «уродливую буржуазную действительность» и можно считать его творчество «восторженным гимном борцам русской революции».

Часто, лежа в кровати и уставившись в потолок, он бредил Россией, потому что был слишком русским человеком, настоящим русским писателем. Он с грустью ворошил минувшее, понимая, что ушедшее время не вернешь, так как оно — движущее подобие вечности или выдумка смертных. Вспоминал нежно, как могут это делать великодушные и творческие люди, годы, проведенные в Москве, Одессе, Киеве и Санкт-Петербурге, а потом — в Петрограде.

Как писала об этом периоде дочь писателя Ксения Куприна, «…с возвращением на родину его жизнь как бы замыкалась в закономерный круг».

Часто исповедовался жене и дочери:

— Милые, как же мне хочется в Россию. Хочу там творить, если силы будут, и умереть. В советском посольстве уже знали о желании Куприна уехать на Родину.

Знали и о его прогрессирующей болезни. Весной и летом 1937 года в парижскую квартиру зачастили представители советского посольства, напрашивались в друзья почитатели таланта — негласные сотрудники НКВД. Гости рассказывали, как популярен он в России. В это время со специальной миссией к писателю Бунину приезжали Константин Симонов с кинодивой Валентиной Серовой, чтобы уговорить его вернуться на Родину. Думается, эта пара могла встретиться и с семейством Куприных.

И вдруг хворающему Александру Ивановичу пришло письменное приглашение от нашего посла Владимира Потемкина прибыть на переговоры.

Для эмигрантов в ту пору советское посольство, как писала дочь писателя, было окутано какой-то тайной, легендами. Некоторые шоферы такси, бывшие белые офицеры, боялись проезжать по улице Гренель, где находилось представительство СССР, говорили, что, дескать, их могут похитить, говорили также, что французская полиция фотографирует каждого, кто входит в посольство, и потом этот человек уже на учете, за ним следят, он подвергается преследованиям, а иногда и высылке.

Александр Иванович, естественно, разволновался и почувствовал себя неважно. Тогда Ксения сама отправилась разговаривать с послом. Владимир Петрович Потемкин принял ее тепло и произвел на нее положительное впечатление, прежде всего, высокой культурой. Она объяснила ему состояние отца, горячее желание вернуться в Россию.

Кто-кто, а посол знал переменчивую публицистичную подноготную великого писателя, знал, что Луначарский и Воровский критиковали Куприна за отсутствие классового подхода, за политическую слепоту и отрицание гегемонии пролетариата в произведениях. Но было время и благожелательного отношения большевиков к писателю. Это случилось, когда писатель после революции сотрудничал с издательством «Всемирная литература», а в декабре 1918 года с помощью Горького даже встречался с Лениным, предложив вождю издавать для деревни газету под названием «Земля».

Предложение было принято, но оно не состоялось «по техническим причинам» — отсутствие нужных специалистов и нестабильность самой власти. Воюющие красноармейцы были преимущественно из хуторов, деревень и сел, сгорали в горниле Гражданской войны.

Когда же Куприн стал редактором газеты «Приневский край», издаваемой при штабе белой армии под руководством лидера всего Белого движения на северо-западе России генерала от инфантерии Н. Н. Юденича, оценка творчества писателя резко переменилась. Она стала отрицательной. Красное идеологическое чиновничество его тут же записало во врагов Советской власти.

Разгорается поистине классовая борьба с пожилым писателем. Так, в уничижительной статье «Идеологический парикмахер» М. Морозов установил, что «понятия Куприна о добродетели и красоте не выдерживают критики», так как в его произведениях отсутствуют «женщины-общественницы», а есть «пленительные самки». У писателя «нездоровый скептицизм, идеологический дурман». Далее он писал, что Куприн, «сделавшись наиболее заклятым врагом советской России, в своих злобных нападках на нее опускается до самого оголтелого черносотенства».

Но вернемся в кабинет посла В. П. Потемкина.

— Владимир Петрович, я хочу вас попросить еще об одном: учитывая крайнюю физическую слабость родителя, провести эту операцию по его выезду в строжайшей тайне, дабы оградить его до отъезда от выпадов и всякого рода провокаций со стороны враждебно настроенных к Советской России эмигрантов, — взволнованно проговорила Ксения Александровна.

— Не беспокойтесь, это в наших интересах, — ответил посол. — Так что в принципе мы с вами договорились о судьбе Куприна. Передайте родителям, пусть собирают необходимые вещи.

— В тайне? — улыбнулась дочь писателя.

— Как договорились… Сборы были недолги. Париж ахнул, когда стало известно, что Куприн покинул Францию.

Некоторые злопыхатели в Париже говорили, что дочь таким образом избавилась от «безумного папаши с полным ворохом болячек», что его напоили успокоителями, потому что отвечал на вопросы порой невпопад.

Представители посольства разрешили ему взять свою любимую кошечку Ю-ю, а вот библиотеку запретили вывезти.

В последний день августа 1937 года А. И. Куприн как живой классик вернулся в город своей юности — Москву, где почти полстолетия назад началась его творческая деятельность. На Белорусском вокзале писателя встречали с оркестром. Тут присутствовали и «молодые писатели», отслеживавшие каждый его шаг, и представители общественных организаций, и неорганизованные толпы почитателей его таланта.

Его прокатили по улицам столицы. Он часто плакал, а больше молчал. Как писал Юрий Дружников, Куприн «упрямился, не хотел делать, что его просили, но соглашался, если ему обещали стакан вина…» Куприн был потрясен таким радушным приемом. И уже через несколько дней он дал интервью корреспонденту «Литературной газеты» Л. В. Колпакчи. В конце этой искренней исповеди он сказал:

«Я еще не знаю, знакомы ли молодому поколению русских читателей мои дореволюционные произведения, но я хочу думать, что многие из моих повестей и рассказов не утратили для них интереса.

Глубоко волнующее, естественное для писателя чувство удовлетворения испытал я в первый же день приезда в Москву, когда узнал, что Государственное издательство художественной литературы намерено выпустить двухтомное собрание моих старых сочинений. Когда же я ознакомился с намеченным содержанием моего двухтомника, я испытал надежду, что советский читатель примет мои книги благожелательно.

Моя писательская гордость будет удовлетворена, если я и в своих новых произведениях сумею пойти вровень с требованиями народов СССР к своей литературе. Я преисполнен горячего желания дать стране новые книги, войти с ними в круг писательской семьи Советского Союза».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация