На следующий день я уже был в Карлхорсте. Однако на службу не поехал: было начало десятого вечера, и я направился домой.
Во дворе дома я увидел Ухналева, моего земляка и сотрудника американского отдела.
Год назад я пробирался на свое место в шестом ряду Берлинской оперы и наступил на ногу молодому человеку. Я тут же извинился, сказав:
— Фешен зеен зе бите.
— Бите, бите, — ответил он.
«Странный какой-то немец», — подумал я, а на следующий день встретил «странного немца» в коридоре Аппарата Уполномоченного…
— Привет, — сказал мне Ухналев. — Как там столица?
«Твою дивизию, — подумал я, — вот тебе и конспирация…»
Но Ухналев не стал говорить, откуда он знает про мою командировку.
— Ты завтра пойдешь в контору, — продолжил он, — будь готов к тому, что дядя Женя тебе устроит разнос, если не больше.
Еще раз, мысленно выругавшись, я поблагодарил Ухналева за предупреждение и вошел в подъезд. Если уж сотрудник другого отдела знает, что его коллегу собирается оттянуть сам Уполномоченный, значит, мои дела совсем плохи. Но что могло произойти: провал моих агентов или того хуже — их предательство?
Расим
После кебаба официант принес чай, и разговор пошел более неспешно. Начали с обсуждения чая и сладостей, которых в Турции, как и в Каморкане, превеликое множество, и того, что на Востоке сладости слаще сахара.
— Мозг требует сладкого, — сказал Фарук и насыпал в чай сахару, а затем стал пить сладкий чай, заедая его засахаренными фруктами.
— А удар по печени? — поинтересовался Расим.
— Да какой это удар, — засмеялся Фарук, — одно удовольствие!
И тут Расим решил поиграть первым номером.
— Послушай, — сказал он Фаруку, — ты помнишь мой доклад на конференции и даже стихи, а я вот не помню, с каким докладом выступал ты?
Вопрос привел Фарука в легкое замешательство. Но он мгновенно собрался и произнес:
— Сколько у меня потом было таких конференций и докладов… В отличие от тебя я не бросил языкознание и литературу.
Он еще что-то говорил, но Расим мог поклясться, что Фарук лихорадочно вспоминает тему доклада, с которым он выступал на той студенческой конференции в Баку в 1985 году. Расим также обратил внимание на то, что и Эдемир смотрит на Фарука с некоторым любопытством. Так смотрит начальник на подчиненного, которого поставили в трудное положение. И от того, как он выйдет из этого положения, будет зависеть расположение к нему его начальства.
— Э-э, — продолжал между тем Фарук, — а… мой доклад был о Сабире.
Он облегченно вздохнул, потому что нашел наконец начало нити того клубка, который предстояло разматывать. Поэтому он уже не торопясь сделал глоток из чашки с чаем и стал говорить тоном профессора на лекции:
— Собственно, «Сабир» в переводе на русский значит «терпеливый», это один из тахаллусов
[10]
Мирзы Алекпера Сабира. Он умер в 1911 году. В Айзербайджане его именем назван город. У него много стихов, но почему-то во всех сборниках на первом месте это:
— Не смей глядеть!
— Не смею, не гляжу.
— Молчи!
— Молчу, не слова ни скажу.
— Не слушай!
— Что ж, попробую и так.
— Не смейся!
— Смех могу зажать в кулак.
— Не думай!
— Стоп! Вот тут уж дудки! Нет!
На мысль, прости, не выдуман запрет!
Коль я живу в бушующем огне,
Я вместе с ним пылаю наравне.
Спокойно тлеть немыслимо в пути,
И ты со мной так глупо не шути!
Фарук победно взглянул на Расима, как бы говоря: «Что, съел?» Но этого ему показалось мало. Он щелкнул пальцами, подозвал официанта и заказал еще что-то.
Эрдемир удивленно посмотрел на него. И Фарук разъяснил ему ситуацию на каморканском, кивнув в сторону Расима.
Принесли три чашки напитка, одновременно похожего на взбитую молочную смесь и капучино. Эрдемир и Фарук добавили в напиток сахара, Расим последовал их примеру, заметив краем глаза, что мальчишка-курд, показал пальцем в их сторону и, видимо, потребовал себе того же.
Курд подозвал официанта и стал что-то долго ему объяснять. Официант ушел, но вскоре появился снова. В одном руке он нес чашку с напитком, а во второй держал маленький кальян.
«Неужели кальян мальчишке?» — подумал Расим.
Но тут все стало на свои места. Мальчишка получил чашку, а женщина в хиджабе стала курить кальян.
Эрдемир обратил внимание на то, что Расим с некоторым удивлением смотрит на женщину, курящую кальян.
— Вот видишь, — сказал он Расиму, — в какой самой демократической стране Запада можно увидеть такое? Ты усомнился в знаниях Фарука, а между тем я тоже выходец из того же факультета. Правда, я окончил его чуть раньше. И когда Фарук был на этой конференции в Баку, я уже не был студентом. Но с творчеством Ахундова знаком. И также знаю, что у вас, как это говорят, в почете повесть Ахундова «Обманутые звезды». Ты помнишь ее сюжет?
Вопрос был задан так, как некоторое время назад задавал его Расим Фаруку.
«Твою дивизию, — подумал Расим, — эти однокашники объединились и сейчас буду экзаменовать меня».
— Да, помню, — ответил Расим. — Некий шах узнает от звездочета, что звезды, а точнее, их расположение, предрекают ему гибель.
— Правильно, — заметил Эрдемир, — а как звали этого шаха?
— Не помню, — честно признался Расим.
— Звали его Шах-Аббас.
— Возможно, — произнес Расим. — Мне продолжать, или я не выдержал экзамена?
— Ну, какой же это экзамен… — сказал Эрдемир. — Это разговор двух филологов.
— И тогда Шах-Аббас сажает на престол мнимого шаха. Приходит назначенный день, и мнимый шах умирает, а Шах-Аббас возвращается на престол. Но, собственно, здесь сюжет только начинается. Шах понимает, что звезды могут снова быть к нему расположены недружественно и снова приглашает к себе звездочета. А пригласив, спрашивает: можно ли избежать судьбы? «Нет, — отвечает звездочет, — рок фатален, избежать его нельзя, но его можно обмануть».
И он предлагает шаху путь к спасению. Шах должен добровольно отказаться от престола, отдалиться от власти, стать простым человеком. А на трон посадить какого-нибудь грешника. Единственное условие этого — все должно быть сделано совершенно искренне. Иначе рок почувствует обман и убьет в нужный день не грешника лже-шаха, а самого Аббаса.
Находят грешника, жизнь которого, по мнению шаха, ничего не стоит. Этим грешником оказывается человек, который всю жизнь мечтал облагодетельствовать народ, организовать справедливое правление. Борец против тирании, так бы назвали его сейчас.
