В это время зазвонил телефон. Виктор Сергеевич снял трубку. Звонил Ухналев.
— Вы там еще не закончили? — спросил он. — Я могу возвращаться домой?
— Еще нет, — ответил Виктор Сергеевич. — Дело оказалось гораздо более сложным. Погуляй где-нибудь.
— Это вам дорого будет стоить… — проворчал Ухналев и повесил трубку.
Корбалевич
На «Беларусьфильм» Корбалевич попал во вторник, во второй половине дня. Он много раз видел здание студии снаружи, но никогда не был внутри. На вахте три женщины в униформе проверили у него документы, и он поднялся на второй этаж. Перед ним предстал длинный коридор с почерневшим от времени линолеумом, местами протертым до дыр.
«Второй этаж, последняя дверь направо», — вспомнил он разъяснения Серебрякова и направился к указанной двери. Постучал.
— Да-да, — послышалось из кабинета.
Он вошел и представился. Молодой человек, сидевший в кабинете за единственным столом, долго смотрел на него.
— Корбалевич, Корбалевич… — вспоминал он. — А, это от Серебрякова. Вы не могли бы меня немного подождать, руководство вызывает.
Они вышли в коридор. Молодой человек закрыл дверь на ключ, сказал Корбалевичу:
— Меня Михаилом зовут, я главный редактор, — и побежал по коридору к руководству.
Корбалевич остался предоставленный самому себе. Стоять перед дверью в ожидании возвращения главного редактора было краем идиотизма. И он пошел по коридору, рассматривая таблички на дверях кабинетов. Иногда они обозначали конкретный отдел, например, редакторский. И, как понял Корбалевич, это был отдел, которым руководил молодой человек, который убежал к начальству. Но больше на дверях кабинетов было табличек с фамилиями, которые ничего ему не говорили.
Где-то сразу за входом в коридор со стороны лестницы висела непохожая на другие табличка «Приемная». Именно за этой дверью скрылся некоторое время назад Михаил. В конце коридора на одной из дверей справа красовалось название «Летопись». Он знал, что эта часть киностудии занимается неигровыми фильмами. Но что это давало ему?
Корбалевич прошел до конца коридора и прислонился к подоконнику.
В киностудии стояла тишина, только изредка открывались двери и сотрудники по одному или по нескольку человек сразу перетекали из одного кабинета в другой.
Он постоял немного у окна, а потом пошел обратно. В это время из бокового прохода возникли две мужские фигуры, они активно осуждали нехорошего Диму, который обещал им заплатить по высшему разряду, а оказался мудаком и рассчитался по минимуму.
Корбалевич снова оказался у кабинета главреда и решил уже никуда не уходить. Но тут его прозябание закончилось: в коридоре опять же из бокового прохода появилась энергичная женщина с черной папкой в руках. Она стремительно неслась в его сторону, при этом довольно значительно смещая плечи относительно оси позвоночника.
— Мужчина, — сказала она, — вы не на массовку? Вас ждут, а вы здесь болтаетесь!
— Я не на массовку, — ответил Корбалевич. И тут ему захотелось похулиганить: — Я кандидат на главную роль.
— Главную? — переспросила женщина и профессионально оглядела его с ног до головы, задержавшись больше на лице. — На роль бандита вы вполне подойдете.
— Вы так полагаете?
— Ну да, взгляд холодный и челюсть выдающаяся, это ваше амплуа по канонам кино.
И она пошла обратно, еще более активно двигая плечами.
В это время из далекой двери приемной директора студии появился Михаил и направился к нему.
— Хорошо, что вы меня дождались, — сказал он. — У меня как раз был разговор с директором.
Они вошли в большой кабинет, весьма необычно обставленный. Вся мебель, а именно стол главного редактора, шкафы с книгами, несколько кресел и два длинных дивана, стояли по стенкам, а середина была пуста. Леонид представил себе, что время от времен литсовет студии собирается здесь. Он рассаживается вдоль стен, а обсуждаемый ими автор сценария стоит посередине.
— Садитесь, где вам удобнее, — сказал Михаил. — Я только что говорил с директором студии по поводу одного сценария.
«Твою дивизию! — подумал Корбалевич. — И здесь то же самое…» И он решил «поиграть первым номером».
— А как мой материал?
— Ваш? — переспросил Михаил. — Сейчас узнаем, я дал его почитать Свете, редактору отдела.
Он набрал номер телефона и пригласил Свету-редактора к себе.
Света оказалась девицей до тридцатилетнего возраста, с невзыскательной прической. В ее руках Корбалевич увидел свою рукопись.
— Присаживайся, Света, — сказал девице Михаил. — Перед нами автор.
И он неопределенно махнул в сторону Корбалевича.
Света привычно села на диван и также привычно, как девочка-отличница на уроке, стала быстро говорить, что представленный текст не является сценарием, а следовательно, трудно без приведения его к этой форме судить о возможном использовании в кинематографическом процессе.
— Света, — перебил ее Михаил, — а содержание? Возможно, в тексте есть некие идеи, которые в дальнейшем функционеры от кино разовьют или, хотя бы, переложат на язык кинематографа?
— Мне трудно судить о содержании представленного текста, — сказала Света. — Он мне не понятен. Но с позиций тех ценностей, какие выдвинулись в обществе на первое место после девяностых годов, представленный материал представляется чуждым и даже негативным. Он не оказывает на общество положительного воспитательного воздействия.
— Не может оказывать в случае реализации, — поправил ее Михаил.
— Ну да, именно это я и хотела сказать, — произнесла Света.
— Спасибо, Светочка, — сказал Михаил. — Оставь, пожалуйста, рукопись и можешь идти.
Света ушла.
— Да вы не переживайте, — сказал Михаил, — я понимаю, что вы думаете. Вот дали рукопись девице, которая ничего в разведке не смыслит. Это действительно так. Но она мыслит категориями обычного зрителя, который тоже в разведке ничего не смыслит.
— Вряд ли она мыслит категориями обычного зрителя, это скорее мэтр от кино, — сказал Корбалевич. — Разрешите рукопись.
— Леонид, как вас по батюшке?
— Андреевич.
— Леонид Андреевич, не спешите забирать текст. Кто знает, может, мы со Светой ошибаемся. Дело в том, что я ухожу отсюда. И буквально на днях на мое место придет другой человек, точнее, другая. Она будет торпедировать все, что поддерживал я. Может быть, те мысли и идеи, которые есть в вашей рукописи, ей понравятся. Поэтому рукопись пусть останется и даже полежит прямо на этом столе.
— Хорошо, — произнес Корбалевич, поднимаясь с дивана.
— Но это не все, — сказал Михаил. — Я говорил вам о другом. Только что я был у директора. Он предлагает поставить фильм, тема которого вам, наверное, знакома.
