Вопрос поставил девушку в тупик. Конечно, она не была готова. Она вообще не была готова ни к чему, связанному с Алексио, но могла ли она так ответить? Динайри открыла рот, но страх, сковавший ее тело при виде медленно открывающейся двери, не позволил ей произнести ни слова.
И пусть данная камера не скрывала в своей темноте Лукаса, для Динайри это было слабым утешением, поскольку, что бы ее ни ждало во мраке каземата, хорошим оно быть не могло.
– Чувствуешь? – вожделенно втянув ноздрями воздух, спросил у супруги Алексио. – Нет ничего прекраснее этого аромата!
Девушка не стала отвечать супругу, который, закрыв в исступлении глаза, находился в состоянии, граничащем с эйфорией. Выражение лица Алексио напугало Динайри еще сильнее, чем его слова, но она мужественно осталась стоять на ногах, поскольку страх упасть в обморок у него на глазах оказался сильнее всех остальных.
Резко зажегшийся яркий свет ослепил девушку, заставляя жмуриться, но даже через слипающиеся веки ей удалось разглядеть стоящий по центру камеры крест с прикованным к нему молодым элийцем (не старше двадцати лет на вид).
Пол вокруг был залит кровью и усыпан остатками плоти, но, судя по вполне приличному виду пленника, все это принадлежало предыдущим жертвам принца.
Созерцание разлагающихся частей тел вынудило девушку ухватиться за холодную каменную стену, и лишь это позволило ей остаться в сознании, хотя Динайри сомневалась, что ее рассудок сможет долго вынести царящий в помещении смрад вкупе с содержимым.
Но Алексио словно не замечал, как действует на супругу его кровожадный мир. Игнорируя дрожь девушки и мертвенную бледность ее лица, принц даже пытался втянуть ее в разговор:
– Дорогая, – произнес он, с хищной улыбкой подойдя вплотную к узнику, – разреши представить тебе моего гостя, Мия.
Элийец попытался отвернуться, но наследник престола, крепко схватив пленника за, сохранившие остатки дорогой укладки, волосы, пресек его попытки.
Не в силах вырваться из рук принца, а также из удерживающих его на кресте оков, узник смерил Алексио полным ненависти взглядом.
Принца же реакция элийца только раззадорила. Вдохнув полной грудью аромат его волос, наследник престола направился к супруге, которая, будучи не в силах выносить происходящее, начала медленно оседать.
Алексио же не смутило и это. С силой тряхнув девушку за плечи, он вернул ее в жуткую реальность. Однако этого принцу было недостаточно. Перехватив супругу за талию, он практически поволок ее к кресту.
Встретившись взглядом с голубоглазым элийцем, Динайри вновь начала оседать. Но принц был непреклонен. Еще раз тряхнув хрупкое тело девушки и убедившись, что сознание вновь к ней вернулось, Алексио крепко сжал ее покрытые холодным потом пальцы и провел ими по нежной, почти мальчишеской коже Мия.
– Разве это не блаженство? – вожделенно произнес он. – Кстати, – зашептал принц на ухо супруге так горячо, словно был охвачен дикой страстью, – Мий – далеко не обычный гость. И мне стоило большого труда «уговорить» его посетить мою обитель.
Узник ответил ему уничижительным, полным убийственного яда взглядом.
– В свои девятнадцать Мию удалось возглавить целое объединение повстанцев, – продолжая одной рукой обнимать супругу, второй рукой наследник престола обхватил изящные плечи пленника, – у них даже свой флаг был… – принц наморщил лоб, вспоминая, – золотой обруч и что-то еще на зеленом фоне.
Отпустив узника, Алексио обхватил супругу сзади:
– Ну же! – капризно произнес он, обращаясь к элийцу. – Я так и буду один рассказывать или ты будешь любезен поведать моей супруге о «Священном братстве», в которое ты так преданно веришь? – спросил он и со вздохом продолжил: – Извини, любовь моя, за неразговорчивость моего гостя, но полагаю, мне удастся это исправить.
Мий продолжил сверлить наследника престола яростными взглядами.
– Возможно, я мог бы простить тебе нелюбезное молчание по отношению ко мне, но не к Динайри… – принц провел языком по шее девушки, не сводя глаз с узника, и тут, неожиданно для обоих, воткнул кинжал, как по волшебству появившийся у него в руке, между ребер элийца.
Тот заорал так громко, что Динайри, не выдержав, с не меньшей силой подхватила его крик, одновременно с этим пытаясь вырваться из крепкого захвата мужа.
Принц же, продолжив удерживать супругу, медленно поворачивал клинок в ране пленника, вынуждая его кричать громче, извиваясь на кресте.
– А теперь? – твердо спросил он, прекратив вращение. – Ты готов рассказать мне, где твои базы?
– Будь ты проклят! – крикнул Мий, плюнув в лицо мучителю.
Тот, криво улыбнувшись, вытер плевок рукавом рубахи, и, резко выдернув кинжал из раны, вонзил его вновь уже в другое место, и начал методично его раскачивать.
Динайри кричала непрерывно и пыталась кусаться и царапаться, но принца, судя по всему, ее действия только завели.
Забыв о пленнике, он набросился на девушку, срывая тонкую ткань ее одежды. Вывернувшись из пеньюара и оставив его в руках Алексио, Динайри побежала к выходу из камеры. Но не успела она сделать и двух шагов, как принц разорвал на ней остатки тонкой ткани и повалил на холодный каменный пол, обдавая горячим дыханием.
Раздался короткий треск молнии, сопровождающийся истеричным криком Динайри, лишающейся невинности на залитом чужой кровью полу.
* * *
За окном покоев Динайри щебетали птички, радуясь новому теплому дню. Но впервые в жизни девушку это раздражало. Более того, ее раздражало все: служанки, попытавшиеся принести ей завтрак, горничные, желающие поздравить с новым статусом, садовник, срезавший для нее полные вазы свежих цветов.
Динайри не хотелось видеть эти услужливые лица и делать вид, что в ее жизни все прекрасно, потому что все хорошее в ее судьбе закончилось на Зарине.
Амонис толкнул ее в этот ставший с первой секунды кошмаром брак, однако именно его девушка ненавидеть и не могла. За столько лет жизни под крылом у брата Динайри видела, как сложно ему приходилось и на какие жертвы он шел ради семьи и ради всей расы. И хоть девушка не знала подробностей, она догадывалась, что ее брачная ночь в каше из чужой крови и плоти – ничто по сравнению с тем, на что пришлось идти Верховному зарасу.
Еще вчера она хотела ему все рассказать, поскольку была уверена, что Амонис бросил бы все силы, чтобы помочь сестре. Но долгие часы заставили девушку передумать.
Слишком многое было на кону. И малейшее отвлечение брата от основной цели могло бы свести на нет долгие годы подготовок. А на это она, как истинная дочь своего отца, пойти не могла.
Вытерев слезы со щек, Динайри поднялась с постели и, стараясь не смотреть в зеркало на свое опухшее отражение, отправилась в ванную в надежде, что очередная прохладная купель, дополненная кремами и мазями, освежит ее рассудок и поможет сокрыть все то, что творилось в ее душе под маской свежести и веселья…
