Она закрыла глаза и молилась до тех пор, пока тьма вечности не поглотила ее: «Плачь, ради бога, плачь…»
Первым услышал мяуканье отец Варик.
Старик вместе с монахами прятался в винном погребе под собором Святых Петра и Павла. Они прибежали сюда прошлой ночью, когда Бреслау начали бомбить, и коленопреклоненно молили Бога о том, чтобы Тумский остров остался невредим. Церковь, построенная в пятнадцатом столетии, пережила длинную череду хозяев города. Сегодня монахи, как встарь, просили о даровании им божественного покрова и спасения.
Посреди благоговейной тишины братья явственно услышали плач.
Отец Варик поднялся с колен, что потребовало от него немалых усилий.
— Куда вы? — спросил Франц.
— Я слышу, что мое стадо призывает меня, — ответил священник.
Последние двадцать лет он подкармливал объедками бродячих кошек и дворняг, прибившихся к церкви.
— Не во благовременье ты покидаешь храм, — голосом, полным страха, предостерег его другой брат.
Однако отец Варик прожил слишком долгую жизнь, чтобы бояться смерти с юношеским трепетом. Старик пересек подвал и, пригнув голову, шагнул в низкий коридорчик, что выходил на берег реки. В прежние годы по этому коридору возили на тележках уголь и складывали там, где сейчас покоились в пыли узкие зеленые бутылки.
Отец Варик подошел к угольной двери, убрал засов, отодвинул щеколду и, нажав плечом, отворил скрипучую створку.
Сначала в нос старику ударил едкий дым, потом его взгляд упал вниз, туда, откуда долетало мяуканье.
— Mein Gott im Himmel!
[4]
В нескольких шагах от двери, у контрфорса, неподвижно лежала женщина. Старик торопливо подошел к ней и снова упал на колени с молитвой на устах.
Он протянул руку, пытаясь нащупать на шее женщины биение жизни, но нашел только кровь и смерть. Несчастная промокла насквозь и была холодна, как камень.
Мертва.
И снова, совсем рядом, кто-то заплакал.
Склонившись, старик обнаружил под телом женщины окровавленного младенца.
Посиневший от холода и сырости, малютка еще дышал. Старик высвободил его из-под трупа матери, и пеленки сползли с младенца под тяжестью пропитавшей их воды.
Мальчик.
Старик быстро ощупал крохотное тельце и убедился, что ребенок не ранен. Малыша обагрила кровь погибшей матери.
Отец Варик с грустью смотрел на женщину. Как много нынче гибнет людей! Затем он взглянул на противоположный берег: город пылал, в предрассветном небе клубился столб черного дыма, орудия стреляли без перерыва. Неужели несчастная переплыла канал ради спасения ребенка?
— Покойся с миром, ты его заслужила, — прошептал монах и повернул к двери угольного подвала.
Старик обтер с тела ребенка кровь и воду. Ишь, какие мягкие волосики на макушке, белые как снег. Бедняжке, наверное, не больше месяца.
Младенец заплакал громче. Личико сморщилось от напряжения.
— Не плачь, дитя.
Услышав голос, мальчик открыл припухшие глазенки, и отца Варика поразила их сияющая, неземная голубизна. Отец Варик знал, что почти все новорожденные голубоглазы, но что-то подсказывало ему, что глаза найденыша навсегда сохранят цвет небесной лазури.
Старик прижал ребенка к груди, и его внимание привлекло цветное пятнышко. Was ist das?
[5]
Он приподнял ножку ребенка и увидел на маленькой пятке символ.
Старик потер пятно пальцем и понял, что это не рисунок.
Татуировка красными чернилами.
Он внимательно рассмотрел ее. Она была похожа на отпечаток вороньей лапы.
В юности отец Варик долго жил в Финляндии, поэтому узнал одну из древнескандинавских рун, вот только не вспомнил, как она называется и что означает. Кто сделал такую глупость?
Священник хмуро поглядел на мать и укоризненно покачал головой. Неважно, сын не отвечает за грехи родителей.
Старик отер с темени мальчика кровь и укрыл малыша краем своей теплой рясы.
— Бедный Junge,
[6]
как неприветливо встретил тебя мир…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
КРЫША МИРА
Наши дни
16 мая, 6 часов 34 минуты
Гималаи, базовый лагерь на Эвересте, 17 600 футов над уровнем моря
На таких ветрах прилетает сама Смерть.
Таски, главный проводник-шерп, вынес вердикт с непоколебимой твердостью, присущей его профессии. Этот коренастый мужчина даже в потертой ковбойской шляпе не дотягивал до пяти футов, а держался, словно самый рослый человек в горах. Глаза, прятавшиеся под прищуренными веками, настойчиво рассматривали хлопающие на ветру молитвенные флаги.
Доктор Лиза Каммингс поймала шерпа в объектив «Никона» и сделала снимок. Таски не только работал проводником, но и согласился стать объектом ее психометрических тестов. Превосходный кандидат для исследований!
Лиза приехала в Непал, получив грант на исследование влияния бескислородных восхождений на физиологию человека. До 1978 года ни один человек не достигал вершины Эвереста без помощи кислородных аппаратов — на больших высотах слишком разреженный воздух. Даже опытные альпинисты, экипированные баллонами с кислородом, жаловались, что их преследует крайнее утомление, двоится в глазах, нарушается координация, а порой доходит до галлюцинаций. Считалось, что подняться на вершину восьмитысячника без запаса кислорода невозможно.
Однако в 1978 году два тирольских альпиниста совершили, казалось бы, немыслимое: взошли на высочайшую вершину мира, полагаясь только на силу собственных легких. В течение нескольких лет, миновавших после этого выдающегося достижения, примерно шестьдесят мужчин и женщин повторили подвиг, указав новую цель для элиты покорителей вершин.
Лиза не могла и мечтать о лучшем стрессовом тесте в условиях низкого атмосферного давления.
Перед самым приездом в Гималаи доктор Лиза Каммингс закончила пятилетнюю работу по влиянию систем высокого давления на физиологические процессы человека. Она обследовала глубоководных ныряльщиков на борту научного судна. Потом обстоятельства — и личные, и профессиональные — сложились так, что ей пришлось переехать. На этот раз она получила новый грант — на проведение прямо противоположного исследования: ей предстояло изучить влияние низких давлений на организм человека.
Так Лиза оказалась на «Крыше мира».
