– Вы уверены, что Ребекка Лорн и Ирэн Адлер – одно и то же лицо? – спросил Джеймс.
– Абсолютно убежден. Будь у меня сомнения, их бы развеял вопрос о ее последних словах ко мне тем вечером в Лондоне. Если не ошибаюсь, Ватсон описал то дело в рассказе «Скандал в Богемии» – такое нелепейшее название он выбрал, считая себя обязанным не называть члена английской королевской семьи.
– Я только дивлюсь, как ваш друг доктор Ватсон не написал, что король уходит, преследуемый медведем, – сказал Джеймс.
Холмс секунду-другую смотрел непонимающе, затем разразился тем высоким, лающим смехом, который Джеймс слышал от него лишь несколько раз. Смех этот всегда немного пугал писателя.
– Так или иначе, это был первый рассказ о моих расследованиях… правильнее сказать, первый рассказ о вымышленном персонаже Холмсе… опубликованный в журнале «Стрэнд».
Джеймс прочел рассказ неделю назад. «Скандал в Богемии» был у Клары Хэй в ее собрании холмсовских рассказов… или конан-дойловских рассказов… Джеймс не знал, какое определение ближе к реальности, если тут вообще можно говорить о реальности.
– Я всегда подозревал, что Ирэн Адлер осталась в Вашингтоне, – сказал Холмс.
– Почему?
Холмс напомнил про букетик белых фиалок, который словно чудом появлялся на могиле Кловер Адамс каждый год шестого декабря.
– Однако вы не мчитесь в Вашингтон, чтобы ее задержать, – заметил Джеймс.
Они подъезжали к вокзалу на западной окраине Бостона.
– Не мчусь, – согласился Холмс. – У нас билеты в Чикаго и множество дел там. К тому же адрес возле Дюпон-Серкл – наверняка не настоящий дом Ирэн Адлер, а лишь очередной тупик. В данном случае – темный и опасный тупик. Смертельно опасный.
Джеймс кивнул и развел руками в воздухе, почти как пловец, отметая законченное обсуждение в сторону.
– Теперь мне можно рассказать подробности, которые я выяснил в Вашингтоне в прошлую субботу? – спросил Джеймс. – Заверяю вас, это чрезвычайно важно.
– Мы уже на вокзале, и нам предстоит кое с кем встретиться, – ответил Холмс. – Давайте вы расскажете все, когда мы доберемся до нашего купе первого класса. Там нас будет всего трое.
– Трое?! – переспросил Джеймс.
Глава четвертая
Понедельник, 10 апреля, 15:10
Новый Северный вокзал в Бостоне являл собой триумф разума и современной архитектуры: вместо того чтобы ждать в холоде и сырости под исполинским навесом, как на всех больших и малых вокзалах Лондона, здесь пассажиры спускались на нижний уровень здания в теплый, хорошо проветриваемый зал, куда и приходил поезд.
Когда они вышли из кеба, Джеймс сказал:
– Мне надо забрать багаж. – Но Холмс взял у него квитанции, бросил:
– Я найду для этого человека, – и на мгновение исчез в толпе.
– Вы уверены… – начал Джеймс.
Его постоянно преследовал кошмар, что во всех этих железнодорожных перипетиях он останется без чемоданов, а главное – без саквояжа, в котором хранились начатые рассказы, черканые-перечерканые сценарии нынешней и будущей пьес. Насколько спокойнее было бы находиться вместе с багажом на пароходе «Шпрее» в открытом море!
Холмс направился через толпу вниз по пандусу к табло, извещавшему, что их поезд в Чикаго отходит через пятнадцать минут.
– А вота и я, мистер Холмс, мистер Джемс! – выкрикнул детский голос на чистейшем кокни.
Джеймс с изумлением глянул вперед и увидел щуплого мальчишку; тот ухмылялся во весь рот, демонстрируя отсутствие передних зубов, которые, вероятно, потерял в драке, как только они сменили молочные. Очевидно, он принадлежал к тем, кого в Лондоне со времен Чарльза Диккенса зовут «уличными арабами», однако одет был вполне прилично: в ладный твидовый костюм, включавший пиджак, жилет и короткие штаны, толстые шерстяные гольфы и ботинки лондонского производства, начищенные до блеска. Даже его кепка, которую он сорвал с головы, устремившись к Джеймсу и Холмсу с тележкой, нагруженной их багажом, была новенькая и хорошо сшитая – вероятно, в Шотландии.
– Отдай билеты вон тому проводнику через два вагона, и он уложит наши вещи как следует, – распорядился Холмс. – В купе принесешь саквояж мистера Джеймса, там есть его инициалы, мой портфель и коричневый футляр.
– Будет сделано, хозяин! – И мальчишка, толкая перед собой тяжелую тележку, нырнул в толпу.
– Вы доверяете этому ребенку? – спросил Джеймс.
Холмс улыбнулся странной кривой улыбкой:
– Больше, чем вы можете себе представить, Джеймс. Больше, чем вы можете себе представить.
Сыщик отошел к ближайшей стойке купить в дорогу журналов и газет, так что они с Джеймсом не успели еще сесть в поезд, как мальчишка вернулся. Он протянул Джеймсу его саквояж, Холмсу – портфель, футляр и стопку новых багажных квитанций. Затем снова глянул на писателя – не то чтобы совсем нагло, но определенно без должной почтительности.
– Рад обратно вас видеть, мистер Джемс, – сказал мальчишка.
По его выговору Джеймс почти мог бы перечислить чипсайдские улицы, на которых этот юный кокни провел свое голодное детство.
Писатель мысленно перебрал посыльных, с которыми имел дело в нынешнем путешествии, но ни один не походил на этого неожиданно хорошо одетого паренька. И Джеймс точно не видел его до приезда в Америку. Поэтому он сказал холодно:
– Не припомню, чтобы мы встречались, молодой человек.
И вновь мальчишка улыбнулся во весь свой щербатый рот:
– А все ж таки вы на меня смотрели, а я видел, как вы смотрите, сэр.
Джеймс улыбнулся, однако помотал головой:
– Ты ошибаешься.
Пассажиры первого класса уже вошли в свои купе, так что перрон был совершенно пуст. Мальчишка, которого отделяло от Джеймса футов десять-двенадцать, быстро пошел вперед – так быстро и так уверенно, что это выглядело угрожающе, и писатель обеими руками сжал трость. Однако мальчишка вскинул обе руки, словно чему-то радуясь, и сделал стремительный двойной курбет: приземлился на ладони, вскочил и, не замедлившись и на миг, совершил полный кувырок в воздухе. В следующее мгновение показалось, что он плашмя рухнет на бетон, но Холмс поймал его за ноги и усадил себе на пояс, так что теперь мальчишка висел горизонтально, удерживаемый лишь сильными пальцами сыщика.
Тут Холмс издал цирковой возглас, мальчишка соединил ладони, словно под ним не бетонный перрон и рельсы, а вода, в которую он собрался нырнуть. С силой, которую Джеймс не мог даже вообразить, Холмс поднял его выше своих плеч, с новым возгласом (Джеймс сообразил, что таким образом акробаты согласуют свои действия) толкнул вперед и поймал за щиколотки, так что мальчишка повис вертикально, почти касаясь ладонями платформы.
Холмс опустился на одно колено. Мальчишка, толкнувшись от другого его колена, как от трамплина, кувыркнулся в воздухе и приземлился точно перед Джеймсом, по-прежнему держа руки над головой.
