Книга Пятое сердце, страница 84. Автор книги Дэн Симмонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пятое сердце»

Cтраница 84

– Я знаю этот случай, – сказал Холмс. – Сиклса оправдали по причине… как же там было сформулировано… временной невменяемости, вызванной изменой жены. Я добавил заметку в свой архив, ибо, насколько мне известно, то был первый прецедент, когда в англоязычной стране убийцу оправдали по причине «временной невменяемости».

Адамс кивнул:

– Сиклс нанял лучших адвокатов в Вашингтоне, включая Эдварда Стэнтона, впоследствии военного министра при Линкольне, и Джеймса Т. Брэди, который, как и Сиклс, был членом «Таммани-холла».

– Сиклс ведь был ранен на войне? – спросил Джеймс. Судя по всему, необычная экскурсия доставляла ему большое удовольствие.

– Да, при Геттисберге он потерял ногу, – ответил Адамс, – что не помешало ему через день после ранения и ампутации, четвертого июля, примчаться в Вашингтон и первым, если не считать президентских телеграфистов, сообщить о победе. Сиклс в качестве бригадного генерала что-то такое натворил… ослушался приказа, если не ошибаюсь, и спешил сообщить свою версию событий, что ему вполне удалось. Он был хорошим другом миссис Линкольн и часто у нее бывал. Если захотите, можем навестить его ногу.

– Навестить его ногу? – удивился Шерлок Холмс.

– Да. Когда второго июня шестьдесят третьего года военный хирург провел ампутацию, Сиклс попросил сохранить его ногу и заказал для нее деревянный гробик. Затем он презентовал ее Музею военной медицины, который находится в нескольких кварталах отсюда. Она и по сей день хранится там в витрине вместе с маленьким ядром – по уверению Сиклса, таким же, какое раздробило ему кость. Дэн Сиклс каждый год совершает паломничество к своей ноге… часто в обществе привлекательных молодых дам. Пожалуйста, останови коляску, Саймон.

Кучер остановил лошадей, и Адамс указал на красивый кирпичный особняк:

– В этот дом, который в пятьдесят девятом году принадлежал Бенджамину Тейлоу, принесли смертельно раненного Филипа Бартона Кея. Он умер на полу в гостиной; говорят, кровь впиталась в доски, так что ее пятна можно увидеть и сегодня, если приподнять персидский ковер. И Тейлоу, и нынешние жильцы уверяют, что призрак Кея является там и по сей день.

– А кто эти нынешние жильцы? – спросил Холмс.

– В тысяча восемьсот восемьдесят шестом особняк приобрели сенатор Дон Камерон и его жена Лиззи. – Адамс концом трости легонько ткнул кучера в спину. – На кладбище Рок-Крик, Саймон.

* * *

Адамс сказал, что от Лафайет-сквер до кладбища примерно пять миль. Это время они с Джеймсом провели за обычными разговорами немолодых людей: что слышно про общих знакомых, о художниках, писателях. Солнце уже припекало, подковы цокали мерно, как метроном, и Холмс надвинул цилиндр на глаза – не только для тени, но и чтобы спокойно поразмыслить.

Его очень удивило, как спокойно Джеймс встретил атаку Рузвельта за обедом. В прошлом столетии или даже в прежние десятилетия нынешнего подобные слова закончились бы встречей на заре в присутствии секундантов и пистолетами со стольких-то шагов. Холмс не думал, что Джеймс останется на бренди и сигары; он предполагал, что писатель под каким-нибудь предлогом уйдет домой один. Однако первым распрощался и ушел молодой Рузвельт, которому было неловко в библиотеке после его возмутительного афронта. Следующим – вскоре после полуночи – откланялся Холмс и вновь удивился, что Джеймс задержался поболтать еще.

Холмс вынужден был вновь и вновь напоминать себе, что Джеймс, Хэй и Адамс приятельствуют много лет. И все же сыщик не понимал, как дружба может пережить такое прилюдное оскорбление или почему Джеймс настолько спокойно держится в обществе друзей, которые не просто пригласили обидчика на обед, но даже и не пытались его осадить.

Коляска проехала по Северо-Западной Четырнадцатой улице, свернула на Гарвард-стрит и через несколько кварталов вновь повернула налево, на Шерман-авеню, а с нее на северо-запад, на Нью-Хэмпшир-авеню. После утренней инъекции на Холмса накатила приятная истома, и он позволил себе погрузиться в дремоту, однако мысль продолжала работать с бешеной быстротой. Сыщик знал, что должен разрешить загадку смерти Кловер Адамс и таинственных открыток за ближайшие дней десять-двенадцать и к середине апреля уже быть в Чикаго. Выставка открывалась ровно через четыре недели. Первого мая президенту Кливленду предстояло повернуть рубильник, после чего зажгутся электрические огни, специальное устройство сдернет покрывало с исполинской статуи Сент-Годенса, включатся сотни, если не тысячи различных механизмов.

А Майкрофт по-прежнему сообщал телеграммами, что нанятый анархистами Лукан Адлер планирует убить президента на открытии выставки.

Холмс внезапно понял, что Адамс к нему обращается.

– Извините, – сказал он, садясь прямее и сдвигая назад цилиндр. – Я задремал и не слышал ваших слов.

– Я показывал вон на ту крышу с куполом справа. Там была солдатская богадельня, куда президент и миссис Линкольн ездили отдохнуть и подышать воздухом во время войны. Разумеется, за три десятилетия Вашингтон так разросся, что поглотил и солдатскую богадельню, и Рок-Крик-парк, и кладбище Рок-Крик. Когда мистер и миссис Линкольн спасались здесь от летней жары, тут еще был загород.

– А мистер Хэй ездил с президентом? – спросил Холмс.

Адамс хохотнул:

– Очень редко. Линкольн оставлял Джона и Николея в душном Белом доме заниматься бумагами. Джон особенно хорошо воспроизводил подпись мистера Линкольна и часто писал письма якобы от его имени. Вы не поверите, сколько знаменитых писем Линкольна на самом деле сочинены молодым Джоном Хэем.

Холмс издал тот тюлений лай, который изображал у него смех.

– Может быть, и Геттисбергская речь? Я слышал, она была набросана на обратной стороне конверта.

– О нет, не этот документ, – отвечал Адамс, улыбаясь странному смеху Холмса не меньше, чем допущению, что Геттисбергскую речь написал Хэй.

Генри Джеймс, накрывший лысину соломенным канотье, сказал:

– Вас, наверное, утомили вчера все эти разговоры про индейцев, мистер Холмс.

– Ничуть. Я давно интересуюсь различными индейскими племенами и народами.

– Случалось ли вам когда-нибудь видеть индейца? Во плоти, так сказать? – спросил Адамс. – Может быть, когда Буффало Билл Коди был со своим шоу в Лондоне?

– При чуть более любопытных обстоятельствах. Собственно, оглала-сиу научили меня немного говорить на лакотском языке, – ответил Холмс и тут же пожалел о сказанном.

– Вот как? – с неподдельным интересом проговорил Генри Джеймс. – Не расскажете ли, как это случилось?

Проклиная себя за болтливость, Холмс мысленно взвесил, удастся ли замять тему, и понял, что не удастся.

– В двадцать лет я бредил сценой и мечтал стать актером. Труппа, в которой я состоял, – она ставила преимущественно Шекспира – отправилась в Америку на полуторагодовые гастроли. Мы играли в Денвере и золотопромышленных поселках Колорадо, таких как Крипл-Крик и Сентрал-Сити. Перед отъездом в Сан-Франциско наш директор решил выступить в Дедвуде на территории Дакоты, поскольку до Черных холмов было «рукой подать». Как выяснилось, «рукой подать» означало пять дней езды для нашего каравана из шести фургонов с актерами и декорациями. Дважды нам пришлось форсировать вздувшиеся от дождей реки; тогда наши фургоны исполняли роль лодок, а мы следовали за ними вплавь. Так или иначе, в Дедвуд мы прибыли двадцать девятого июня тысяча восемьсот семьдесят шестого…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация