– Ничего подобного я не знаю, сударь. Я всего лишь опасаюсь, что господин Ле Шапелье заподозрил какую-то опасность, иначе трудно понять, почему его отъезд выглядит как побег. Естественно, господину Ле Шапелье, агенту революционеров, было известно, что здесь его окружают одни враги, и, возможно, поэтому он начал бояться собственной тени. Довольно, сударь! Я провожу вас к его высочеству.
В маленькой комнате, примыкавшей к бело-золотой приемной зале с колоннами, за столом, заваленным бумагами, сидел с гусиным пером в руке брат короля. Рядом с ним стоял его фаворит, граф д’Аваре,
[195]
бледный, худощавый, утонченный светловолосый господин лет тридцати, внешностью, платьем и манерой держаться напоминавший англичанина. Протеже госпожи де Бальби, он был обязан ей положением, которое существенно упрочилось благодаря его собственным талантам. Его преданность принцу вкупе с его умом и средствами сделали возможным своевременный побег Месье из Парижа. Мягкий, учтивый и приветливый, господин д’Аваре снискал уважение всего двора, за исключением честолюбивого д’Антрега, который видел в графе опасного соперника в борьбе за расположение его высочества.
Принц полуобернулся в кресле и соблаговолил заметить Андре-Луи. Моро отвесил глубокий поклон. Граф д’Антрег продолжал настороженно стоять позади.
– А, господин Моро! – Пухлые губы Месье растянулись в улыбку, но глаза навыкате под дугами густых бровей смотрели недружелюбно. – Принимая во внимание услуги, оказанные вами особам, которых мы ценим, я не могу не сожалеть о том, что мой брат, господин д’Артуа, счел ваши взгляды и принципы весьма неопределенными и посему не смог предложить вам какую-либо должность в армии, призванной избавить Трон и Алтарь от неприятеля.
Его высочество сделал паузу, и Андре-Луи почувствовал, что от него ждут ответа.
– Возможно, я недостаточно ясно дал понять его высочеству, что мои принципы строго монархические, монсеньор.
– Монархические, да, но не вполне. Вы, как я понял, поборник конституции. Но это так, к слову… – Принц помедлил. – Как зовут того офицера, д’Антрег?
– Турзель, монсеньор. Капитан Клеман де Турзель.
– Ах да, Турзель. Я слышал, господин Моро, что накануне вечером вы имели несчастье поссориться с капитаном де Турзелем.
– Капитан де Турзель имел несчастье поссориться со мной, монсеньор.
Его высочество еще сильнее выпучил глаза. Господин д’Аваре выглядел испуганным. Д’Антрег, стоявший поодаль, тихонько прищелкнул языком.
– Ну конечно, вы ведь были учителем фехтования, – произнес принц. – Учителем фехтования с громкой репутацией, насколько я понимаю. – Его тон стал холодным и отчужденным: – А как вы считаете, господин Моро, подобает учителю фехтования ввязываться в дуэли? Достойно ли это? Не напоминает ли такое поведение… игру крапленой колодой?
– Монсеньор, в тех обстоятельствах у меня не было выбора. Я обязан был пресечь гнусную клевету. Учителя фехтования нельзя безнаказанно оскорблять только потому, что он учитель фехтования.
– Но насколько я понял, сударь, нападающим были вы; это вы ударили господина де Турзеля, не так ли, д’Антрег? Ведь был нанесен удар?
Андре-Луи избавил графа от необходимости отвечать:
– Я действительно ударил господина де Турзеля, но ссору затеял не я. Пощечина была ответом на оскорбление, не допускавшее иного ответа.
– Это так, д’Антрег? – Тон его высочества стал сварливым. – Вы об этом умолчали.
– Но, монсеньор, естественно, удар всегда чем-то спровоцирован.
– Тогда почему меня об этом не известили? Почему мне рассказали не все? Господин Моро, что это была за провокация?
Андре-Луи рассказал принцу, как было дело, и добавил:
– Эта ложь, монсеньор, порочит моего крестного тем сильнее, что я собираюсь жениться на его племяннице. Пусть я всего лишь учитель фехтования, я не могу позволить сплетне гулять дальше.
Его высочество засопел. Весь его вид свидетельствовал о неловкости и досаде.
– Да, это очень серьезно, д’Антрег. Это… это может затронуть честь мадемуазель де Керкадью.
Андре-Луи в свой черед был раздосадован тем, что отношение его высочества к инциденту изменилось именно по этой причине.
– Вы согласны, что это серьезно, д’Антрег?
– В высшей степени, монсеньор.
Андре-Луи, сдерживая гнев, гадал, действительно ли этот малый с внешностью обтянутого кожей скелета еле заметно ухмыльнулся, отвечая принцу.
– В таком случае передайте капитану де Турзелю, что мы им недовольны. Мы осуждаем его поведение в самых суровых выражениях и считаем такое поведение недостойным благородного человека. Передайте это ему от меня, д’Антрег, и проследите, чтобы он не появлялся у нас по крайней мере месяц.
Затем его высочество снова повернулся к Андре-Луи.
– Капитан принесет вам извинения, господин Моро. Д’Антрег, передайте ему также, что он должен в присутствии господина Моро официально взять свои слова обратно, и немедленно. Надеюсь, вы согласны, господин Моро, что нельзя позволить этому делу зайти дальше. Во-первых, существует эдикт курфюрста, запрещающий дуэли, а мы его гости и обязаны уважать и неукоснительно соблюдать законы этой страны. Во-вторых, сейчас не время благородным господам сводить личные счеты. Король нуждается, настоятельно нуждается в каждой шпаге, которая поможет защитить его дело. Вы меня поняли, сударь?
– Вполне, монсеньор. – Андре-Луи поклонился.
– Тогда, полагаю, с этим покончено. Благодарю за внимание. Вы можете удалиться, господин Моро. – И пухлая белая длань указала в сторону выхода, а толстые губы раздвинулись в холодной полуулыбке.
В передней зале господина Моро попросили подождать, пока господин д’Антрег разыщет капитана де Турзеля. Андре-Луи бесцельно и одиноко слонялся по просторному, почти лишенному мебели помещению, когда в дверях появилась Алина в сопровождении госпожи де Плугастель. Он устремился к ним.
– Алина!
Но выражение лица невесты остудило его пыл. Щеки девушки были бледны, меж тонких бровей пролегла морщинка, и во всем ее облике читалась оскорбленная гордость.
– О, как вы могли? Как вы могли?
– Как я мог что?
– Так злоупотребить моим доверием! Выдать то, что я рассказала вам по секрету!
Андре-Луи понял ее, но не ощутил вины.
– Я сделал это, чтобы спасти жизнь человека – жизнь друга. Ле Шапелье мой друг.
– Но вы не знали, о ком идет речь, когда вытянули из меня чужой секрет.
– Знал. Я знал, что Ле Шапелье в Кобленце, и, следовательно, речь могла идти только о нем.
