– К дьяволу ваши метафоры!
– Тем не менее держите их на уме.
Они дошли до дома номер семь по улице Менар. Де Бац открыл калитку в воротах для экипажей, и они вошли во внутренний дворик скромного дома. На крыльце сидел плотный неопрятный тип в слишком большой для него треуголке с трехцветной кокардой. При виде барона он встал и выбил о каблук пепел из глиняной трубки.
– Гражданин Жан де Бац, ci-devant
[223]
барон де Бац? – грубо окликнул он гасконца.
– Я – Жан де Бац. А вы кто такой?
– Меня зовут Бурландо. Офицер муниципальной полиции.
Это заявление прозвучало весьма зловеще, но на барона оно не произвело ровным счетом никакого впечатления.
– И какое же у вас ко мне дело, гражданин муниципал?
Грязноватая физиономия офицера помрачнела.
– У меня есть к вам несколько вопросов. Лучше бы нам войти в дом. Но как пожелаете…
– Заходите, если угодно, – безразлично сказал барон. – Надеюсь, вы не станете тратить мое время впустую, гражданин.
– Это мы вскоре увидим.
Они поднялись по лестнице на второй этаж и остановились у двери. Несмотря на тревогу, Андре-Луи не мог не восхититься безупречным самообладанием барона. Де Бац постучал, и дверь незамедлительно открыли. Их встретил Бире-Тиссо, слуга барона, невзрачный человечек с худым зеленоватым лицом, проницательными темными глазами и широким ртом клоуна.
Де Бац прошел в небольшой салон, за ним следовал Бурландо, Андре-Луи замыкал шествие. Муниципал хотел было помешать Андре войти, но барон осадил чиновника:
– Это мой друг, гражданин Моро. Можете свободно говорить при нем. Хвала Господу, у меня нет секретов. Закройте дверь, Андре. Итак, гражданин муниципал, я к вашим услугам.
Бурландо неспешно прошелся по изысканному маленькому салону, обвел взглядом позолоченную мебель, мягкий ковер, севрский фарфор перед овальным зеркалом, висевшим над камином, и остановился возле высокого кона, встав к нему спиной.
– А, Моро. Что ж, ладно. Мне сказали, что он ваш помощник.
– Совершенно верно, – подтвердил де Бац. – Итак?
Ввиду такой напористости Бурландо сразу перешел к делу:
– Мне сообщили, что вы, гражданин ci-devant, ведете антигражданский образ жизни. Я узнал, что вы встречаетесь здесь с личностями, не пользующимися доверием нации.
– С какой же целью, по вашим сведениям, я с ними встречаюсь?
– Как раз это я и надеялся выяснить у вас. Когда вы мне ответите, я буду знать, следует ли мне передать сведения о вас Комитету общественной безопасности. Позвольте взглянуть на вашу карточку, гражданин.
Де Бац тотчас протянул ему карточку – удостоверение личности, выданное секцией, на территории которой он проживал. Недавний указ предписывал каждому гражданину получить такое удостоверение.
– И вашу, гражданин, – с начальственной бесцеремонностью обратился чиновник к Андре-Луи.
Обе карточки были в полном порядке. Их выдал владельцам Потье де Лилль, секретарь секции, подкупленный бароном. Бурландо вернул их, не сказав ни слова. Но исправность документов не сбила с него спеси.
– Итак, граждане, что вы имеете сказать? Вы ведь не станете прикидываться патриотами здесь, в этой роскошной квартирке?
Андре-Луи рассмеялся ему в лицо.
– Вы находитесь во власти распространенного заблуждения, мой друг, будто грязь – доказательство патриотизма. Если бы это было так, вы были бы великим патриотом.
Бурландо опешил.
– Вот как! Вы смеете… брать со мной подобный тон! Но мы еще разберемся в ваших… делах. Мне донесли, что вы – агенты… иностранной державы.
– Ага! Несомненно, члены Австрийского комитета, – холодно ответил де Бац. Он намекал на мифическую организацию, о существовании которой несколько месяцев назад заявил народный представитель Шабо, став всеобщим посмешищем.
– Ей-богу, если вы хотите посмеяться надо мной, то лучше сначала вспомните: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Можете продолжать. И все-таки, должен ли я донести на вас или вы представите мне причину, по которой не следует этого делать?
– А какая причина вас удовлетворила бы? – поинтересовался де Бац.
– Эти… встречи. Зачем, если не в целях заговора, вы их устраиваете?
– Я что, единственный в Париже принимаю гостей?
– Гостей? Значит, гостей. Но они не простые гости. Они приходят слишком часто и всегда в одно и то же время. И это одни и те же люди. Таковы мои сведения, отрицать их бесполезно, и не трудитесь мне лгать.
Барон резко сменил тон:
– Вы воспользуетесь дверью или мне вышвырнуть вас в окно?
На чиновника словно вылили ушат ледяной воды. Он отшатнулся, но, едва оправившись, снова воинственно выпятил грудь.
– Черт побери! Проклятый аристократишка…
Барон широко распахнул дверь салона.
– Прочь отсюда, слизняк! Убирайся в свою навозную кучу! Бегом! Марш отсюда!
– Святая гильотина! Посмотрим, что вы запоете, когда предстанете перед комитетом, – произнес побагровевший чиновник, направляясь к выходу. Он шел нарочито медленно, как будто пытался спасти свою гордость. – Мы еще преподадим вам урок, проклятые изменники! Вы еще поплатитесь за свои аристократические замашки. Меня зовут Бурландо! Вы еще вспомните это имя. – И он убрался восвояси.
Они услышали, как хлопнула наружная дверь. Андре-Луи улыбнулся, но во взгляде его читалось неодобрение.
– Я предпочел бы обойтись с ним по-другому.
– Он заслужил куда большего. Его следовало вышвырнуть в окно без предупреждения. Беспардонный мерзавец! Пусть себе идет в комитет – Сенар
[224]
сделает свое дело.
– Не поспеши вы, я дал бы Сенару веский повод разделаться с этим невежей. Ну да ладно, думаю, случай еще представится. Он непременно вернется, чтобы отомстить. Но вам, Жан, следовало бы обуздывать свой горячий нрав.
– Обуздывать свой нрав перед ничтожеством! – Барон фыркнул. – Ладно, довольно о нем. Где Ланжеак?
Он вызвал Тиссо. Господин де Ланжеак, оказывается, еще не приходил. Барон бросил взгляд на севрские часы и выругался.
– Ничего удивительного, – сказал Андре-Луи. – Этот молодой человек совершенно непунктуален. И совершенно нам не подходит. Если это типичный агент д’Антрега, то неудивительно, что регент пользуется столь ничтожным влиянием при дворах Европы. Лично мне такой не нужен даже в качестве лакея.
Наконец в комнату ворвался запыхавшийся Ланжеак. Мало того что он опоздал, он еще с беспримерной отвагой вырядился в сюртук с черными полосами на желтом фоне и обвязался шарфом, который Андре-Луи язвительно уподобил снежной лавине.
