Радужное настроение Бине разделяла вся труппа, как всегда – за исключением Климены. Она перестала задирать Скарамуша, наконец-то поняв, что ее насмешки не достигают цели, а лишь бьют рикошетом по ней же самой. Таким образом, ее смутная неприязнь, не находя выхода, все усиливалась.
Однажды Климена намеренно столкнулась с Андре-Луи, когда он уходил из театра после представления. Все ушли, а она вернулась под предлогом, будто что-то забыла.
– Скажите, что я вам сделала? – спросила она напрямик.
– Сделали мне, мадемуазель? – не понял он.
– Почему вы меня ненавидите?
– Ненавижу вас, мадемуазель? Я ни к кому не питаю ненависти, ибо это самое неразумное из всех чувств. Я никогда не испытывал ненависти даже к своим врагам.
– Ах, какое христианское смирение!
– Ненавидеть вас – вас!.. По-моему, вы восхитительны. Я всегда завидую Леандру. Кстати, я серьезно подумывал о том, чтобы заставить его играть Скарамуша, а самому взять роль Влюбленного.
– Не думаю, чтобы вы пользовались успехом.
– Это единственное, что меня удерживает. Однако если бы у меня был такой источник вдохновения, как у Леандра, возможно, я бы сыграл убедительно.
– Что же это за источник?
– Возможность играть вместе с такой очаровательной Клименой.
Она не дала себе труда вглядеться в его худое лицо.
– Вы смеетесь надо мной, – сказала она и проплыла мимо Андре-Луи в театр. Да, с таким бесполезно говорить – он абсолютно бесчувственный. Разве это мужчина?
Однако, когда минут через пять Климена вернулась, она увидела, что он задержался.
– Еще не ушли? – надменно осведомилась она.
– Я ждал вас, мадемуазель. Ведь вы идете в гостиницу. Нельзя ли мне сопровождать вас…
– Какая галантность! Неужели вы снизошли до меня?
– Может быть, вы предпочитаете, чтобы я не сопровождал вас?
– Ну что вы, как можно, господин Скарамуш! К тому же нам по пути, а улицы ничьи. Просто я ошеломлена неожиданной честью.
Взглянув на Климену, Андре-Луи заметил, как надменно выражение ее прелестного лица, и рассмеялся.
– А что, если я боялся, что к этой чести не стремятся?
– Ах, теперь понятно! – воскликнула она. – Значит, это я должна добиваться такой неслыханной чести и бегать за мужчиной, чтобы он заплатил мне простой долг вежливости. Раз это утверждаете вы, господин Всезнайка, значит так оно и есть, и мне остается только просить прощения за свое невежество.
– Вам нравится быть жестокой, – сказал Скарамуш. – Ну что же, ничего не поделаешь. Пойдемте?
И они направились к гостинице, идя быстрым шагом, чтобы согреться: вечер был ветреный. Некоторое время они шли молча, украдкой наблюдая друг за другом.
– Так вы считаете меня жестокой? – наконец спросила Климена с вызовом, и стало ясно, что слова Андре-Луи задели ее за живое.
Он взглянул на нее с полуулыбкой.
– Вы не согласны?
– Вы первый, кто обвиняет меня в жестокости.
– Не смею предположить, что я первый, к кому вы жестоки, ибо такое предположение было бы слишком лестно для меня. Лучше будем считать, что другие страдали молча.
– Боже мой! Так вы страдали? – Было непонятно, говорит ли она серьезно или подтрунивает над ним.
– Мое признание – приношение на алтарь вашего тщеславия.
– В жизни бы не подумала, что вы страдаете.
– Разумеется – ведь я прирожденный актер, как говорит ваш отец. Я был актером задолго до того, как стал Скарамушем. Поэтому я и смеялся – я часто смеюсь, когда мне больно. Вам нравилось быть надменной – и я, в свою очередь, играл надменность.
– Очень хорошо играли, – сказала она не задумываясь.
– Конечно, ведь я превосходный актер.
– А отчего же вы так внезапно изменились?
– В ответ на перемену в вас. Вы устали от роли жестокой красавицы – скучная роль, поверьте мне, к тому же недостойная вашего таланта. Если бы я был женщиной и обладал вашей красотой и грацией, Климена, я счел бы ниже своего достоинства использовать их как оружие нападения.
– Красота и грация! – повторила она, притворяясь удивленной. Однако тщеславная девчонка смягчилась. – Когда же вы их заметили, господин Скарамуш?
Он взглянул на нее, восхищаясь живой красотой и женственностью, которые с самого начала неудержимо влекли его.
– Однажды утром, когда вы с Леандром репетировали любовную сцену.
Климена опустила веки под пристальным взглядом Скарамуша, но от него не укрылось удивление, промелькнувшее в ее глазах.
– Ведь вы видели меня тогда в первый раз!
– До этого мне не представилась возможность заметить, как вы прелестны.
– И вы думаете, что я вам поверю? – спросила она, но так мягко, как никогда еще с ним не говорила.
– Значит, вы не поверите, если я признаюсь, что в тот день именно ваша красота решила мою судьбу? Ведь это из-за нее я вступил в труппу вашего отца.
Климена задохнулась. Куда девалась ее неприязнь к Андре-Луи?
– А зачем вы это сделали?
– Чтобы когда-нибудь предложить вам стать моей женой.
От изумления Климена остановилась, чтобы взглянуть Андре-Луи в лицо. Теперь в ее взгляде не было и тени застенчивости, глаза холодно сверкали, на щеках появился легкий румянец. Она заподозрила в его словах непростительную насмешку.
– А вы не теряете времени даром, не так ли?
– Да. Разве вы еще не заметили? Я поддаюсь внезапным порывам. Вы же видели, что я сделал из труппы Бине за каких-нибудь пару месяцев, – другой не добился бы и половины за целый год. Так почему же я должен быть медлительней в любви, чем в работе? Я сдерживался, вопреки своим чувствам, чтобы не напугать вас стремительностью. Видя ваше холодное безразличие, я вынужден был платить той же монетой, и это было тяжелее всего. Я ждал – о, как терпеливо! – когда вам надоест быть жестокой.
– Вы удивительный человек, – произнесла она без всякого выражения.
– Да, – согласился он. – Не будь у меня уверенности, что я не совсем обычен, я бы не смел ни на что надеяться.
Они машинально продолжили свой путь.
– Вы жалуетесь на мою стремительность, – сказал он, – однако заметьте, пока что я ничего вам не предложил.
– Как? – промолвила она, нахмурившись.
– Я просто поведал вам о своих надеждах. Я не так безрассуден, чтобы сразу же спрашивать, суждено ли им сбыться.
– Клянусь честью, вы поступили благоразумно, – резко ответила она.
– Не сомневаюсь в этом.
