– Отвечаю по порядку. – Шаповалов снисходительно улыбнулся. – Мимо затона я проезжаю практически каждый день, потому что неподалеку у меня имеется лесопилка. А ружье я вожу с собой с тех пор, как в лесу появились волки, в целях самообороны. И, предвосхищая следующий вопрос, у меня имеется лицензия на ношение оружия. Кстати, если не возражаете, я бы взял одного из волков в качестве охотничьего трофея.
Они не возражали, мертвые волки были им без надобности.
– Ну, предлагаю вернуться к нашей прекрасной даме! – Шаповалов приосанился.
– Интересно, когда Васютин предупреждал про волков, его кто-нибудь слушал? – нахмурился Дэн.
– А вот пойдем и спросим, как наша Красная Шапочка пережила встречу с волками, – предложил Матвей.
Красная Шапочка вела себя смирно, поджав коленки, сидела на берегу, клацала зубами от страха.
– Они ушли? – спросила, глядя только на Шаповалова.
– Ушли. – Он успокаивающе улыбнулся, галантно накинул свою охотничью куртку на обнаженные плечи Ангелины.
Барышня галантность не оценила, сбросила куртку, не обращая внимания на присутствующих, принялась натягивать шорты и топ прямо на мокрый купальник.
– А что это ты тут делала одна? – вежливо поинтересовался Матвей.
– А что я могла тут делать? Купалась! – огрызнулась Ангелина. – Только из воды вышла, а тут они… – Она испуганно передернула плечами.
– Хорошо, что я мимо проезжал, – ввернул Шаповалов.
– Ага. – Ангелина не удостоила его даже взглядом. – Домой меня отвезете? – спросила капризно. – Степка меня убьет, если узнает.
– Он узнает, – с иезуитской улыбкой пообещал Матвей. – А нечего шастать по лесу, когда кругом волки!
– Я отвезу, – сказал Шаповалов. – Вот только вместе с молодыми людьми погружу волка в багажник.
– Волка… Мерзость какая! – Ангелина демонстративно отошла от них подальше. – Грузите уже быстрее своего волка!
На погрузку охотничьего трофея в багажник, а Ангелину в салон респектабельного внедорожника ушло совсем мало времени. Через пару минут Матвей с Дэном остались на берегу затона одни.
Александр. 1918 год
Саню разбудил стон. Еще не до конца проснувшись, он сел на топчане, потер глаза, прогоняя остатки сна.
– Да не прыгай ты, заполошный. – Голос деда звучал хрипло, едва слышно. – Прости, разбудил тебя.
Дед сидел, спиной опираясь на скрученный валиком тулуп, лицо его было желтым, губы запеклись, а на рубахе проступало красное пятно.
– Деда! – Саня с ревом бросился к нему на шею. – Очнулся!
– Тише, пострел! – Дед поморщился, задрал рубаху, долго изучал рану.
– Ты, что ли, меня штопал? – спросил строго.
– Я.
– Молодец, все правильно сделал. Мази только многовато, преет рана под повязкой-то. Пить подай-ка.
Саня спрыгнул с топчана, метнулся к горшку с отваром.
– Вот! – протянул деду чашку.
Дед сделал глоток, нахмурился.
– Гарь-трава? Я же не велел.
– Ты умирал, – сказал Саня твердо, по-мужски. – Я не мог допустить.
– Он не мог допустить! – Дед ласково потрепал его по волосам. – Такой же, как твой отец, опора рода. А что, у нас из съестного что-нибудь осталось? – спросил он, пряча в усах улыбку. – Есть хочу, аки зверь.
– Это волки тебя, да? – Саня поставил пустую чашку на стол, взялся за ухват, чтобы вытащить из печи котелок со щами.
– Волки. Напали тати со всех сторон. Не дошел я до Макеевки. А ты, неслух, видать, за мной пошел?
– Пошел. – Саня плеснул щей в глиняную миску, сказал, присаживаясь на край лежака: – Дед, я вчера, когда был в том месте, кое-кого видел и кое-что слышал.
– Рассказывай.
Он рассказал все, без утайки, и уже приготовился задавать вопросы, но дед отставил миску с недоеденными щами, устало махнул рукой – не сейчас.
– Подай-ка мне вон ту книгу, – сказал после долгого молчания. – Вон ту, в черном переплете.
Книга в черном переплете была особенной. Дед не то что читать ее не разрешал, даже в руки брать. Как-то Саня ослушался, пролистал запретную книгу, но так ничего и не понял. Написана она была каким-то непонятным языком, Саня решил, что латинским. А картинки в той книжке были страшные, такие, что неделю снились ему потом в кошмарах.
Дед пролистал книгу, ткнул пальцем в одну из картинок, спросил строго:
– Такой нож ты видел у того человека?
Саня посмотрел: нож был красивый, с тонким лезвием и рукоятью в виде застывшего в прыжке волка.
– Не знаю, далеко было, – сказал он и тут же спросил: – Дед, а в той могиле ведьма лежит? А если она ведьма, то значит Чудо – ведьмин сын? А как он может с ней мертвой разговаривать? Мертвые же на небе.
– Какие на небе, а какие и в аду, – сказал дед рассеянно.
– Они драгоценности какие-то искали. Чудо сказал, что мой папа знает, где они спрятаны, но молчит. А зачем он молчит, дед? Пусть бы рассказал! Они б тогда забрали драгоценности и убрались восвояси. – Саня говорил и все никак не мог остановиться. – А маму он велел даже пальцем не трогать. Это же хорошо, правда? И не похож он на мужика. Ты же сам видел, какой он. Может, дворянин? Может, слово «честь» для него не пустой звук?
– Нет, Санька, – дед покачал головой, – у этого человека нет ни чести, ни совести, ни жалости. Доверять ему нельзя, и надеяться на его снисхождение тоже нельзя. Не думал я, что он вернется.
– Дед, а ты знаешь его?
– Знал когда-то. А тебе знать этого зверя незачем. Я с ним сам разберусь, только на ноги встану. Подай-ка мне еще отвара…
Слова деда не давали Сане покоя. Думать он мог лишь о том, что отец с мамой в плену у этого страшного человека. А дед поправлялся очень медленно, только на третий день начал ходить по хате, а на четвертый выходить на двор. На пятый день Саня решился, дождался, когда дед заснет, сунул за пояс нож с вепрем, дедов подарок, бесшумно выскользнул за дверь.
Дорогу к дому он мог бы найти с закрытыми глазами, даже несмотря на то, что не было в лесу никакой специальной тропки. Дед, да и он сам, всегда ходили разными путями, не оставляя за собой следов. Для чего это нужно, Саня не знал, но привычно следовал раз и навсегда заведенному порядку.
Макеевка осталась в стороне, но ветер доносил до него едва уловимый запах пожарища. Через дыру в заборе, замаскированную зарослями лопуха, Саня пробрался в парк. В парке было тихо, почти так же тихо, как и в лесу, но откуда-то со стороны заднего двора доносился гул голосов.
