Сашенька безмятежна, как в детстве, много лет назад, смотрит на него ясным взглядом, и во взгляде этом узнавание.
– Деда?..
– Я люблю тебя, моя девочка. – В последний раз коснуться ее щеки, вдохнуть фиалковый запах ее волос. – Прости меня, если сможешь…
Все, теперь ему действительно пора. Теперь он может наконец уйти туда, где ждут его самые любимые люди. Как же хорошо!
Острое жало впивается в бок в тот самый момент, когда он готовится уйти. От боли перехватывает дыхание, откуда-то сзади доносится женский визг.
– Вы убили его! Ненавижу…
Дышать тяжело и смотреть тяжело. В мире живых – суета и неразбериха. Бьется в истерике тощая девчонка. Зарылся в пепел нож с волчьей рукоятью. На лезвии – кровь, его кровь…
– Дэн, братан, с тобой все в порядке?! – Длинноволосый парень с тревогой заглядывает ему в лицо. Губы его дрожат.
– Киреев, ты чего? Не вздумай умирать! – Второй, светловолосый, сдергивает с себя рубашку. – Ты потерпи, я сейчас… рану нужно перевязать…
И где-то там, в сгущающейся темноте, растерянный голос третьего:
– Денис, все кончилось! Ты только держись…
Все кончилось, и ему пора уходить. В истекающем кровью теле тяжело, невозможно вдохнуть полной грудью. Тот мальчишка, которого они так боятся потерять, выживет, он сильный. А ему пора…
– Дэн! – Щеки, уже немеющей, чужой, касается прохладная ладонь. – Не уходи! Не оставляй меня! Не смей уходить!
– Он останется. – Сил хватает только на то, чтобы улыбнуться. – Я уйду, Сашенька, а он останется. Ничего не бойся, ночь особенно темна перед рассветом. Уже скоро… Прощай, моя девочка! И прости…
Дэн
Его мир изменился, раскололся на две части. Сама жизнь его теперь состояла из двух частей, чужого опыта, чужих, пахнущих пожарищем воспоминаний. В одной из этих жизней его убили. Кажется, два раза… А вторая половина, та, что осталась, отзывалась острой болью на каждый вдох, зябко куталась в наполненную голосами темноту.
– Ксанка, ты сидишь тут уже второй день. Иди отдохни, я тебя подменю. – Это, кажется, Лена разговаривала с хирургами, с Дэном все будет хорошо. Ему просто нужно время.
– Мне тоже. – Его руки коснулась горячая ладонь. – Мне тоже нужно время. Я уйду, как только приедет его жена. Обещаю.
– При чем тут его жена? – В голосе Гальяно – удивление. – Речь не о ней, а о тебе, Ксанка. Сколько часов ты уже на ногах? Как ты вообще до сих пор держишься?
– Это не важно. Мне не сложно, ты же видишь.
– Я вижу, что еще чуть-чуть, и ты упадешь. Я уже запретил Лене приносить тебе кофе. Ну зачем так? Он очнется, и вы…
– Он очнется, и я сразу уйду. Если только его жена не приедет раньше. Я все понимаю, Гальяно, меня не должно быть здесь. Это из-за меня он едва не погиб, но по-другому я не могу… Понимаешь?
– Не понимаю! Я ровным счетом ничего не понимаю. Это что, новое поветрие? Сначала сбежала Ангелина, теперь ты… Зачем тебе уходить, когда вы с Дэном наконец нашли друг друга? Он любит тебя. Елки, да он искал твою могилу все эти годы, думал только о тебе. Ты там совсем того… В этой своей Америке?! Уйдет она! Да поговорите вы сначала по-человечески! В глаза друг другу посмотрите!
– Он женат…
– Он женат! И это говорит мне специалист по добыванию информации! Очнись, Ксанка! Твоя информация устарела. Они разводятся. И знаешь, почему? Потому что все эти годы он любил только тебя. Считал тебя мертвой и все равно продолжал любить. Если только ты… – Гальяно замолчал. – Если только все это зря и твое сердце занято.
Ему нужно было открыть наконец глаза, дать понять, что в комнате они больше не одни, но не хватило решительности. Наверное, впервые в жизни…
– Да, мое сердце занято. – Голос Ксанки упал до шепота.
Вот и все, глаза можно не открывать…
– Оно занято вот уже тринадцать лет.
– То есть ты тоже того?! – По голосу было понятно, что Гальяно улыбается от уха до уха.
– То есть я тоже того. А как может быть иначе?
– Это очень хорошо! Это просто замечательно! Обожаю, понимаешь ли, воссоединять влюбленные сердца! Дэн, братан, открывай глаза! Я же вижу, что ты очухался. Нечего филонить, тут барышня тебя ждала аж тринадцать лет!
Тринадцать лет…
Он накрыл рукой Ксанкину ладонь и только лишь потом открыл глаза.
Больничная палата была залита солнечным светом, в настежь распахнутое окно врывался свежий ветерок. Жара спала. На широком подоконнике, беспечно болтая в воздухе ногами, сидел Гальяно. Он смотрел на них с Ксанкой строго и ласково одновременно, как на неразумных детей.
– Здравствуй, Дэн. С возвращением. – Сейчас, без темных контактных линз, с синими-синими глазами, с тем особенным, только ей одной присущим выражением лица, она больше не была холодной Алекс, она была его Ксанкой.
– И тебя… С возвращением.
Нужно было сказать что-то особенное, что-то такое, от чего все сразу станет на свои места и сердечная боль наконец отпустит, а у него никак не получалось. Сколько лет он представлял себе, какой могла бы быть эта их встреча, придумал столько нужных и правильных слов, а когда дошло до дела, растерялся.
Ксанкины пальчики под его ладонью вздрогнули, и Дэн испугался, что она уберет руку или вообще уйдет, как и собиралась, но она поступила иначе.
– Ты все слышал? – Ее лицо было так близко, что белые волосы щекотали Дэнову щеку. – Ты слышал, что я сказала?
– Да. И я слышал, что сказал тебе Гальяно. – Со стороны окна послышалось деликатное покашливание. – Я скучал по тебе, Ксанка. Ты даже представить себе не можешь, как мне тебя не хватало.
– Я могу. – Она улыбнулась светло и радостно. – Я тоже скучала… Как ты себя чувствуешь, Дэн?
– Хорошо. То есть теперь, когда ты нашлась, отлично!
– У тебя была клиническая смерть, братан! – ввернул Гальяно. – Нам пришлось нелегко. Если бы не Ксанка… Она тебя не отпустила. Я не знаю, как такое возможно, но, кажется, ты жив только благодаря ей и тому серому порошку.
– Это гарь-трава. – Ксанка смотрела ему в глаза. – Она многое может. Я присыпала твою рану, чтобы остановить кровотечение.
– Хирурги очень удивились, что ты вообще дотянул до больницы с таким ранением. Знал бы ты, с какой скоростью может бежать Туча, когда на руках у него… Сколько ты весишь? Килограммов восемьдесят? Вот, с ношей весом восемьдесят килограммов. Ты бы слышал, как, оказывается, он может орать на тех, кто не такой расторопный! Большой босс! Что еще скажешь… А Матюха! Чтобы остановить попутку, ему пришлось-таки пальнуть из своей любимой пушки в воздух – не по колесам, боже упаси! Теперь у него проблемы с местными органами правопорядка, но Туча обещал все уладить.
