– Нет!
– Никогда не лги мне! – Жена подходит и дает ему пощечину. – Я – психиатр, и ты ко мне обратился.
Она ничего не может с собой поделать и, раз начав, продолжает его бить.
– Тогда давай хотя бы поедем на дачу, – молит муж.
– Ах, на дачу?!
– Я хочу вырастить собственную кинзу!
– Ты невыносим, – бьет его жена, страдая куда больше, чем он, и плачет навзрыд.
И он говорит ей, не уклоняясь от ударов:
– Укроп хочу вырастить, петрушечку, сельдерюшечку.
– Ты даже в гости не можешь нормально сходить!
– И салатик, и зеленый лук…
– Счастье еще, что я не родила тебе ребенка.
Муж хватает ее, наконец, за руки:
– Психиатр называется! Именно что родила.
– Да?
– Конечно!
– Мальчика или девочку?
– Это ведь наше дитя, и мы его обязаны любить, будь оно хоть мальчиком, хоть девочкой.
– Как ты прав, как ты прав! Это все баклан. Баклан. Мой поклонник. Он похож на карлика. Он меня ко всем ревнует. Даже к тебе. Хватает тебя за рукав и не дает пройти. Однажды потянул тебя за рукав так сильно, что ты наклонился, и он ударил тебя по голове клювом. Мне было страшно думать, что я рожаю от него, так страшно, что я вытеснила этот факт в подсознание.
– Господи, – теперь плачет и муж, – зачем мы отказались от нашего ребеночка! Мы оба думали, что он от баклана, от карлика, а все зависит от воспитания!
И они долго рыдают, обнявшись, в чужой квартире, в чужом городе, в чужом мире.
Затемно-засветло
Как только Симочка Ветрова начинает говорить, Георгий Абрютин дает себе слово не отвечать. Выдержать хотя бы на этот раз.
– Мне пора, – говорит Симочка Ветрова и обводит темным карандашом губы, чтобы светлая помада легла ровно и красиво внутри обводки. – Я иду на митинг в защиту эвтаназии. Все наши раковые корпуса идут на митинг. И хосписы. И все калеки. И безногие, и безрукие, и слепые, и брошенные дети.
Георгий молчит.
– И разлюбленные жены, и дебилы, и дети алкоголиков.
Георгий молчит.
– И все, кто просто хотят отомстить. За что ты меня разлюбил? За что?
Георгий молчит.
Симочка Ветрова подходит вплотную к его креслу, где он покойно читает газету; Симочка Ветрова включает мобильный телефон на громкую связь и набирает номер.
– «Скорая»? Скажите, можно сделать эвтаназию вне очереди?
– Как вам сказать, – отвечает Симочке Ветровой некто. – Сегодня у нас нет натуральной цикуты, есть только венгерский аналог. Он прошел пока только стендовые испытания…
– Как это стендовые? – Симочке Ветровой неудобно накладывать тональный крем одной рукой, и телефон то и дело выскальзывает и падает на ковер, потому что она не может удержать его между маленьким своим ушком и хрупким плечиком. – Его на ком-нибудь пробовали?
– Пока нет, – и слышно, как некто затягивается и выпускает дым, хотя в больницах курить запрещено, – но если вам срочно…
– Цикута проверена веками, она убивает моментально, а ваш венгерский аналог, может быть, только мучиться заставит… Тоже мне эвтаназия – легкая смерть, – Симочке Ветровой осталось только чуть-чуть тронуть щеки румянами.
– Да, в нашей работе есть свои издержки, – некто тушит окурок и прихлебывает из кружки кофе – черный, как грифель. – Зато у нас прекрасное бюро ритуальных услуг «Ромео и Джульетта». Для тех, кто любит погорячее – крематорий.
– Отстаньте…
– Дымом из трубы вы вылетаете прямо в царство небесное.
– Если оно есть…
– Разумеется, есть.
– А…
– Отвечаю!
И некто нагло бросает трубку.
Симочка Ветрова тоже кладет трубку. Георгий Абрютин сидит по-прежнему в кресле и читает газету. Он верит, что сегодня он выдержит.
Симочка Ветрова выходит на балкон и зовет его:
– Смотри! Под твоим балконом стоит толпа нелюбимых, толпа никому не нужных. Мы жмемся друг к другу и раскачиваемся, потому что мы никому не нужны.
С балкона Симочка Ветрова не возвращается, а куда девалась – неизвестно. Георгий Абрютин тоже уходит и не видит, как в распахнутую дверь квартиры входят врачи. Врач-мужчина и врач-женщина.
– Смотрите, вызвали «скорую помощь», а никого нет! – оглядывается по сторонам врач-женщина. – Подождем.
– Знаете, коллега, – располагается в кресле врач-мужчина, – мне сегодня привели на прием баклана. Он в лапке зажал обручальное кольцо, и невозможно было разжать. Дама, пришедшая с ним, так кричала…
– Странно! – поводит плечом женщина.
– Почему?
– Я бы, например, ни за что не вышла замуж за баклана, мне не нравятся карлики. – И почему-то смеется.
Смеется и мужчина:
– Дама хотела вернуть кольцо.
– А мне кажется, он ей делал предложение. У меня, между прочим, тоже есть один баклан…
– Да? Вы не говорили…
– Ничего серьезного. Вороны – те хотя бы умные.
– Но черные. Попугаи хоть говорят.
– Я не антисемитка, но попугаи мне не нравятся.
– Как угодно, коллега, – говорит мужчина примирительно. Но видно, что он задет. – Но где же пациенты?
– Я, кажется, догадываюсь. Сегодня спрашивали у дежурного об эвтаназии. И такие, знаете, капризы! Непременно подавай им цикуту, их не устраивает венгерский аналог.
– Да-да, говорят, что раньше врачи испытывали все новые препараты на себе, представляете?
– Может быть, пациенты своими силами управились? Поэтому так тихо?
И врачи уходят из этой неуютной квартиры, потому что боятся неприятностей. И тогда Георгий Абрютин выходит из укрытия и садится в свое кресло. И Симочка Ветрова возвращается с балкона, будто ничего не случилось.
Сверху, с небес, тяжело и медленно к ним спускается баклан.
– А-а, это ты! – говорит Симочка Ветрова, хорошея. И поправляет локон.
Баклан лениво подходит к креслу, бьет клювом Георгия Абрютина, сгоняет его на пол. Георгий Абрютин, подумав, хватает баклана, сжимает ему горло и кричит:
– До! Скажи: до! Скажи! Спой! Ну, ты только попробуй. До-ре-ми-фа, это просто.
– Отстань от него, хватит того, что ты погубил мою жизнь! – Симочка Ветрова отдирает Георгия Абрютина от баклана.
Георгий Абрютин не сдается:
– Я прошу только, чтобы он попробовал.
– Он мой, понимаешь, мой, он не пойдет у тебя наповоду, – Симочка Ветрова отпихивает Георгия Абрютина, толкает его к дверям.
