— Ребенок скоро выйдет, — сообщила повитуха. — Мужайтесь, мадам. Он идет ягодицами, и одна ножка уже высвободилась. Сейчас вам надо тужиться.
— Нет, нет! Мне больно, мне очень больно! — простонала пациентка. — И еще слишком рано. Он не должен выйти.
— Природа решила по-другому, мадам, — вздохнула Анжелина. — Успокойтесь, у него есть шанс. Он достаточно хорошо сформировался, чтобы сосать вашу грудь.
Женщина в ужасе закричала:
— Что? Кормить ребенка! Да никогда!
Ее муж нахмурился. Сделав властный жест в сторону двери, словно охватывая весь край, Гильем внятно произнес:
— Мы найдем кормилицу. Леонора, дорогая, а теперь следуй советам Анжелины! Я пойду поставлю отца в известность и распоряжусь на кухне.
— Да, мне нужен кипяток, холодная вода и чистое белье, — сказала молодая повитуха. — Пеленки готовы?
— Сейчас я этим займусь, — откликнулась Клеманс Лезаж. — На комоде есть мыло и холодная вода.
Леонора смирилась с тем, что ей предстояло вот-вот родить. У нее не было выбора, но интонация, с какой Гильем произнес имя повитухи, болью отозвалась в ее сердце. Эта красивая девица с фиолетовыми глазами была ее соперницей. Леонора знала об этом с момента помолвки, поскольку будущая свекровь была несдержана на язык. За два месяца до своей внезапной смерти Эжени Лезаж выплюнула скопившийся яд, рассказав, как помешала младшему сыну сделать чудовищную глупость.
— Этот простофиля хотел жениться на дьяволице, на рыжей простолюдинке! — доверительно сообщила она. — Ее мать, Адриену, все считали ведьмой. К тому же она убила моего ребенка в моем же чреве, я в этом не сомневаюсь.
Суеверная Леонора верила всему, что ей говорили. Ее детство прошло на острове Реюньон, где почти все местные жители были язычниками. Там она часто слышала рассказы о колдовстве и порче.
— Мадам, — сказала Анжелина, — расслабьтесь, иначе у нас ничего не получится. Следите за тем, что происходит с вашим телом, и помогите вашему ребенку.
Такие неуместные слова возмутили пациентку, которая рожала своего сына Бастьена, крича во весь голос и извиваясь.
— Расслабиться? — выдохнула она. — Какая же вы дура! Я не могу, мне больно!
Анжелина была возмущена до глубины души. Ей захотелось ударить эту несносную молодую женщину, посмевшую ее оскорбить.
Но, к великому удивлению повитухи, на ее защиту встала Клеманс Лезаж:
— Леонора, вам должно быть стыдно! Воспитанные люди так себя не ведут. Мадемуазель Лубе в тысячу раз умнее вас. Если вы и впредь будете с ней так обращаться, я расскажу Гильему о том, что произошло вчера!
— Нет, прошу вас!
— Послушайте! Это не имеет никакого значения, — сказала Анжелина, тщательно моя руки. — Допустим, что такое поведение вызвано болью, страданиями. Когда я училась в больнице Святого Иакова в Тулузе, на меня напала одна пациентка. Она оцарапала мне руку и укусила до крови за большой палец. Роды — это тяжелое испытание, и у темпераментных женщин, бывает, сдают нервы. Мадам Лезаж, сейчас я советую вам глубоко дышать. Мне надо вновь вас осмотреть. Я должна нащупать вторую ножку ребенка, чтобы избежать риска перелома в момент, когда он будет выходить. Мне очень жаль, но это причинит вам сильную боль. И как только я велю вам тужиться, вы тут же должны сделать это.
Леонора кивнула. Клеманс терла ей виски носовым платком, пропитанным одеколоном.
— Что произошло вчера? — спросила повитуха. — Если это имеет отношение к родам, вам стоит рассказать о случившемся мне. Я должна это знать. Все, что я услышу, не выйдет за пределы этой комнаты, поскольку я всегда храню в тайне секреты своих пациенток.
Анжелина ждала ответа, втирая масло зверобоя в стенки влагалища роженицы. Это масло ей два раза в год готовил старый брат Эд, больничный монастыря. Оно расслабляло плоть и немного снимало боль.
— Жена моего деверя упала с приставной лестницы прямо на ягодицы, — в конце концов призналась Клеманс, в то время как Леонора молчала. — К счастью, я оказалась недалеко и помогла ей встать. У нее сразу же началось кровотечение, но не это главное. Гильем ждал второго ребенка как Мессию, поэтому Леонора упросила меня не говорить ему, что занималась подобной акробатикой. К тому же все это так глупо!
— Достаточно, — оборвала ее Анжелина. — Так или иначе, многие женщины взбираются на приставные лестницы… Мне необязательно знать, почему она это сделала. Ясно одно: такие падения могут спровоцировать преждевременные роды.
— Не говорите ничего Гильему, умоляю вас! — простонала Леонора.
— Я ничего ему не скажу. Пока мы разговаривали, мне удалось высвободить ножку ребенка. Теперь тужьтесь! Мадам Клеманс, нам требуется помощь. Кто-нибудь должен поддержать ее сзади. Ей надо на кого-нибудь опереться.
— Сейчас позвоню! — воскликнула Клеманс.
В комнату мгновенно вбежали обе служанки и принялись выполнять указания Анжелины. Через какое-то время вошел Гильем в сопровождении мужчины в черном рединготе, который, сняв шляпу, представился:
— Доктор Рюффье. Ну, что тут у нас?
Даже не сняв сюртук, доктор подошел к кровати. Он приподнял простыню, под которой священнодействовала Анжелина.
— Господи! Ягодицы! Позвольте мне, мадемуазель!
— Не вижу для этого никакой причины, — заявила Анжелина, поддерживая обеими руками тельце младенца. — Мадам Лезаж, мужайтесь, все скоро закончится. Тужьтесь как следует, и вы увидите вашего сына, поскольку у вас мальчик.
Гильем вскрикнул от радости. Но его супруга, с красным от напряжения лицом, вопила во все горло, такой болезненной была последняя схватка, принесшая ей освобождение.
— Вот! — объявила Анжелина, наклоняя новорожденного вперед, чтобы он выплюнул слизь, закупоривавшую его не полностью сформировавшиеся легкие.
Раздался слабый писк. Радостный Гильем снял рубашку и завернул в нее младенца. Увидев обнаженный торс своего бывшего любовника, Анжелина смутилась. А это торжественное действо, которое он совершил, соблюдая старинный обычай края, и вовсе расстроило ее.
— Сын! Слава Богу! — произнес Гильем голосом, сдавленным от волнения. — Я обещал Бастьену, что у него будет братик. Поздравляю тебя, Леонора, моя дорогая! Ты преподнесла мне чудесный подарок.
С этими словами Гильем отдал ребенка Анжелине, потом нагнулся и поцеловал жену, еще не пришедшую в себя после стольких мучений.
— Ты во всем можешь доверять мадемуазель Лубе, — прошептал он. — Это моя бесценная подружка детства.
Смущенная Анжелина отвернулась. Кровь бросилась ей в лицо. Внутренне она вся дрожала, стоя рядом с Гильемом, от которого исходила мужская сила. «Я столько раз прижималась к этой груди, столько раз ласкала ее! — вспоминала она. — А эти руки, мускулистые, загорелые, — как часто они страстно сжимали меня, а я дрожала, испытывая неописуемое счастье. Но он весь соткан из лжи, главное его желание — властвовать. И вот доказательство тому: на следующий день после своего возвращения он заявил, что любит меня. Но я воочию убедилась, что он любит свою жену!»
