Зачастую улицы даже крупных городов отличались от деревенских улиц только большей глубиной грязи. Губернский центр, богатый торговый город Саратов «…в то время (в начале XIX в. – Л. Б.) был самый грязный город, судя по неопрятности домов, нечистоте площадей и улиц, которые к тому же зарастали травой. В 1822 и 1823 гг. были от думы на градский счет наняты плугари на волах, которые на главных улицах пропахивали землю, отступя от домов аршина на два, с обеих сторон дороги. Домовладельцы обязаны были вспаханную землю скидывать на середину улицы. Таким образом, середина ее делалась возвышенною, а по обе стороны были скаты. Потом возле домов и заборов, отступя аршина на два, вырывали канавы шириною и глубиною четверти на три, выкладывая их досками, а сверху на устроенные перекладины клали доски, что называли тротуарами. Домохозяева обязаны были это исполнять на собственный счет около своих домов. Отступя несколько от канавы, вбивались небольшие столбики, через них пропускали в два ряда решетины; у одних были окрашены просто сажей или желтой краской, а состоятельные люди красили форменной краской в три полоски: оранжевой, черной и белой на масле… Надо заметить, что при наступлении осени и весны от сильных дождей и от таяния снега по этим насыпным землею улицам… не было проезду на лошадях, колеса вязли в грязи по ступицы, так что пара лошадей не могла везти самого легкого экипажа с одним седоком; а пешеходы, оставляя в грязи сапоги, приходили домой босые. Да и тротуары оказывались для пешеходов опасными, потому что не все домохозяева были в состоянии устраивать их просто и хорошо, а строили на скорую руку из дрянного леса. Случалось, что внутри канавы перекладинки подгниют; пешеход ступит на доску, она провалится; он падает в канаву и оттуда вылезает весь в грязи, с ушибленной ногой или рукой, полежав на месте от испуга несколько минут. Этому несчастью я и сам несколько раз подвергался. И все это кончалось только тем, что хозяину дома приходилось выслушивать ругань от упавшего пешехода, а более ничего. Так как канавы никогда домовладельцами не прочищались, то от накопившейся в них грязи, дохлых кошек, котят, кур и цыплят по улицам была вонь нестерпимая, в особенности летом во время жары» (106; 36–37). Богатейшая Одесса также славилась своей липкой грязью в дождь и пылью в сушь, что отмечал побывавший там А. С. Пушкин, а служивший в ней Ф. Ф. Вигель объяснил это тем же, как Попов – грязь в Саратове: по сторонам улицы вырыли глубокие канавы для стока, набросав вынутую землю высоким горбом на проезжую часть.
Вологда. Городская улица
Если в Петербурге и Москве на центральных улицах дворники были обязаны счищать снег и таять его в специальных временных железных снеготаялках, откуда вода стекала в решетки сливной канализации (и то это привилось во второй половине XIX в.), то в провинции и на многих столичных улицах снег зимой не убирался. «Покрытая снегом улица была чрезвычайно неровной, образовывались большие впадины или «ухабы», по которым сани ехали то спускаясь, то вздымаясь, как корабль по морским волнам… Весной, когда начиналось таяние снега, езда по улицам становилась крайне затруднительной, так как одни части улицы освобождались от снежного пласта скорее, чем другие, на одних местах обнажался уже камень мостовой, на других продолжали еще лежать глубокие сугробы снега. Говорилось так, что нельзя проехать ни в санях, ни на колесах. И действительно, в столичном городе совершенно, как в деревне, приходилось на время весенней распутицы отказываться от далеких переездов» (17; 113). Добавим, что в зажорах, как и на проселочных дорогах, скапливалась вода, ускорявшая таянье, так что не только проехать, но и пройти по улице весной было сложно.
Освещение городских улиц – дело совершенно новое. В XVIII в. стали устанавливаться первые фонари, работавшие на конопляном масле. Застекленный призматический фонарь с коптилкой внутри крепился на высоком деревянном столбе; под фонарем была железная поперечина, о которую фонарщик, зажигавший и тушивший лампы, опирал конец небольшой лестницы. Влезши по ней наверх, он протирал закопченное стекло тряпицей, наливал масло в лампу и зажигал фитиль. Своеобразной униформой фонарщиков стал надетый углом на голову рогожный куль, чтобы предохранить платье от масляных пятен. Уже вследствие своего несовершенства светили такие фонари, к тому же редко расставленные, крайне тускло, а обывательская молва приписывала плохое освещение фонарщикам, якобы употреблявшим конопляное масло в кашу. С введением так называемого гарного масла, то есть несъедобного минерального, положение не улучшилось. «…Освещение, – вспоминал современник Москву середины XIX в., – было примитивное – гарным маслом, причем тускло горевшие фонари, укрепленные на выкрашенных когда-то в серую краску деревянных неуклюжих столбах, стояли на большом друг от друга расстоянии. Благодаря этому и более чем экономному употреблению в дело фонарного масла, которым не малое количество людей кормилось, не в буквальном, конечно, смысле, в Москве по ночам было решительно темно, площади же с вечера окутывались непроницаемым мраком» (149; 9).
Попытки использования в фонарях спирта, в который, во избежание распространения пьянства среди фонарщиков, подмешивали скипидар, к успеху не привели. Во второй половине ХIХ в. на центральных улицах Петербурга и Москвы и даже некоторых провинциальных городов масляные фонари повсеместно стали заменяться керосиновыми и газовыми, практически прежнего устройства и вида, но на чугунных столбах. В 1883 г. к коронации Александра III площадь вокруг храма Христа Спасителя в Москве впервые была освещена электрическими дуговыми фонарями. Так началась история электрического уличного освещения, получившего, однако, незначительное распространение даже в крупнейших городах, вызывая удивление обывателей. Например, в Петербурге первые электрические фонари появились на только что построенном Александровском (Литейном) мосту. «По имени изобретателя системы фонарей, Яблочкова, петербуржцы называли электрическое освещение яблочковым освещением и ходили толпами к Литейному мосту смотреть на это новое чудо» (152; 15). В Нижнем Новгороде по генеральному предвыставочному плану, то есть в середине 90-х гг., на весь город полагалось, помимо керосиновых, 85 дуговых фонарей; из них на один из окраинных районов, «Овраги», пришлось всего 2 фонаря (128; 513). В Костроме же электроосвещение появилось в 1912 г., когда, в связи с приближавшимися «Романовскими» торжествами, город получил кое-какие деньги, стал благоустраиваться и построил электростанцию. Правда, в последние годы XIX в. на городские средства была сделана пристройка к театру и в ней установили дизельный двигатель и динамо-машину. «Новое освещение, установленное немецкой фирмой «Всеобщая электрическая компания», не было особенно удачным, так как фонари с очень сильными электролампами были установлены на углах улиц, где и было светло, а середина квартала по-прежнему тонула в темноте. Тем не менее с 1912 года электрическое освещение стало распространяться по частным домам, не говоря уже о городских и казенных учреждениях, которые все перешли на электрическое освещение» (69; 432).
Бытовал в городах и особый вид праздничного освещения – иллюминация. На современную иллюминацию, разумеется, все это были нисколько не похоже. Основными средствами иллюминации были «плошки» – глиняные мисочки с каким-либо салом и фитилем, затем замененные картонными круглыми коробками с парафином; употреблялись также «шкалики» – бутылочки с маслом и фитильком. Все это расставлялось на воротных столбах, карнизах домов и тротуарных тумбах; на крупных общественных зданиях устраивались также деревянные каркасы из узких досок, изображавшие императорскую корону, вензели императора и императрицы, государственный герб и также уставленные плошками и шкаликами. Вот как описывал такую иллюминацию В. А. Оболенский.
