Как ни озирался Герт-Инге, а все-таки не заметил, когда она подошла. Он оглянулся – сербка бросила «davs»
[65]
и встала перед ним. Она выглядела еще омерзительнее, чем в прошлый раз.
– Угостишь сосиской? – Женщина кивнула на закусочную.
Герт-Инге заказал сосиску гриль в ветчинной оболочке, но гангстерша потребовала и лука. Она могла съесть килограмм сырого лука не поморщившись. Поэтому от нее так ужасно воняло: чесноком, луком, по́том, сигаретами, несвежим бельем и прокисшим пивом.
Себе он заказал вареные сосиски с кетчупом и горчицей и две булочки. Как обычно. Все на бумажной тарелке.
Сербка сообщила, что до ее салона добралась полиция. Сама она успела скрыться, потому что получила предупреждение об облаве, и наблюдала из-за угла, как копы вломились в дом.
Последнее его удивило: сербская мафия знала подход к датским полицейским, которые очень любят пиво, и не только.
Пиво в Дании все любят.
Герт-Инге порадовался, что во время облавы его в салоне не оказалось. Сам он не ожидал такой напасти, полагая, что бизнес сербки вполне легален. Ведь Дания – свободная страна.
Имени ирландки Герт-Инге не знал, но гангстерша, конечно, поняла, кого он имеет в виду.
– Чего ты от нее хочешь?
– А ты не догадываешься?
Гангстерша пожала плечами и откусила от колбасы.
– Она мне понравилась, – объяснил Герт-Инге.
– Она жаловалась на тебя. Все на тебя жалуются.
– Я хорошо им плачу.
– Ты бьешь слишком сильно.
– За это они получают деньги.
– Она неделю ходила исполосованная.
– Мы договаривались. Кроме того, они всегда преувеличивают.
Сербка с жадностью набросилась на колбасу, словно голодала неделю.
– Так чего ты от нее хочешь?
– Позвонить ей.
– А потом?
– Ты знаешь.
– Сейчас я ничего не могу тебе передать, у меня на хвосте полиция. Но́мера, по которому ты звонил, больше не существует. Тот телефон уничтожен два часа назад.
– Но ты ведь знаешь, как до нее добраться, ты звонила ей в прошлый раз?
Сербка пожала плечами и бросила бумажную тарелку с салфеткой мимо урны.
– Сколько? – спросил Герт-Инге.
– Пять тысяч, – заявила она.
Герт-Инге покачал головой:
– Это всего лишь номер.
– А сколько дашь? – оскалилась сербка.
– Две тысячи.
Она расхохоталась.
Наконец сошлись на двух тысячах пятистах датских крон. Сербка достала мобильный и продиктовала номер. Герт-Инге вбил его в телефон.
– А откуда мне знать, что ты не обманула? – засомневался он.
– Ты должен мне доверять.
Она рассмеялась еще громче, сунула купюры во внутренний карман куртки, повернулась и зашагала в сторону Стрёгета.
Герт-Инге шагнул в переулок, ведущий к площади Святой Анны, где он поставил машину. Он вдруг сообразил, что даже не знает имени гангстерши, которая получила от него в общей сложности двести тысяч за последние несколько лет.
Он сел в машину и посмотрел на телефон.
Что он ей скажет? Представится для начала? Но сербка говорила, девушка на него жаловалась. Возможно, она не захочет с ним встречаться. Он наловчился менять внешность, с голосом сложнее. В каком виде он перед ней тогда предстал? В костюме и очках. Много говорить не требовалось: спусти штаны, наклонись вперед и держи рот на замке.
Ирландка на него жаловалась, надо же! Да она должна гордиться, что обратила на себя его внимание. Он набрал номер и долго ждал ответа, уже был готов отменить вызов, но тут в трубке послышалась возня, потом кто-то завыл. Мужчина, принявший звонок, повышал голос. Такое впечатление, что сербка дала номер обезьянника. Она его обманула. Конечно же, Герт-Инге попал в зоопарк.
Боже, как он ненавидел сербов!
– Здравствуйте, – начал он.
– Алло, алло! – кричал мужской голос.
Он отключился.
Эта шлюшка еще жаловалась на него.
Просидев полминуты, Герт-Инге позвонил снова.
На этот раз в трубке никто не выл, и у Герта-Инге не возникло сомнений, что ему отвечает человек, а не горилла. Просто он говорил по-французски.
– Алло, – отозвался мужчина.
– Это номер Шеннон?
– Qui, qui
[66]
.
– По-английски, пожалуйста.
Мужчина попросил кого-то не шуметь.
– Простите, мы репетируем, – объяснил он Герту-Инге.
– Могу я поговорить с Шеннон?
– Ее нет, что-нибудь передать?
Боже, неужели это музыканты? Такое впечатление, что они впервые взяли в руки инструменты. Но главное было ясно: Шеннон там нет.
– Мне надо увидеться с ней лично. У нас с Шеннон есть общие знакомые.
Похоже, мужчина его не понимал.
– Женщина из Сербии.
– Qui, qui.
На этот раз до «лягушатника» дошло.
– Деньги, речь идет об огромных деньгах. У Шеннон есть возможность заработать.
Что именно сыграло роль: обещание денег, саксофон, который завыл на заднем плане, или донесшийся издалека требовательный голос, но «лягушатник» вдруг разговорился и рассказал, где работает Шеннон и когда у нее заканчивается смена. В двух кварталах от Стрёгета. Там продавали гамбургеры. Не настоящие, конечно, – обыкновенная датская подделка.
Ирландка собирала со столов бумажные тарелки, чашки, пластмассовые ножи и вилки и складывала все в черные пластиковые мешки, которые по мере заполнения волокла на кухню.
Герт-Инге наблюдал за ней с противоположной стороны улицы.
На Шеннон был желый жакет и маленькая бумажная шляпка в виде гамбургера с намалеванной улыбающейся рожицей. Ох уж эти скалящиеся гамбургеры и пиццы! Из-под форменного жакета выглядывали джинсы.
Герт-Инге не рискнул заходить вовнутрь. Хотя в тот раз на нем был костюм и большие очки, он опасался, что ирландка узнает его и в спортивном костюме. Герт-Инге решил подождать, пока она не закончит, и направился в ближайшую бутербродную, но по пути завернул в кафе, о котором много слышал. В результате заплатил двести крон за кофе с венской булочкой.
В забегаловках Дании из людей умеют вытягивать деньги.
А вот его любимые чипсы из свиной шкурки продают далеко не везде.
