Рыдания прервали его слова, а по загорелым щекам медленно скатились две слезы. Немного погодя он сказал:
— Все должно быть кончено!
— Нет, сеньор…
— Барон де Рувр, — сказала маркиза.
— Зачем вы выдали мой секрет, сеньора? — спросил Буттафуоко. — Теперь я всего лишь жалкий буканьер, у меня нет больше прав носить герб моего рода, который я обесчестил.
— Для меня вы навсегда останетесь дворянином, — сказал сеньор ди Вентимилья, испытывавший такую сильную боль, что это отразилось на его загорелом лице. — Вот моя рука, барон де Рувр.
Буканьер все еще колебался, но потом быстрым движением ухватил протянутую руку:
— Когда вам, господин граф, потребуется человеческая жизнь, вспомните о бароне де Рувр, я всегда буду к вашим услугам.
— Не в жизни вашей буду я нуждаться, а в вашей руке и в вашей аркебузе, — ответил граф. — Мы встречаемся не в последний раз… Прощайте, маркиза, прощайте, барон, я отправляюсь совершить должное.
Он быстро прошел по пляжу и запрыгнул в шлюпку.
Четверо негров тут же заработали веслами, тогда как Мендоса крепко ухватился за руль.
— Сначала к мысу! — сказал граф. — Попытаемся обмануть испанцев, чтобы не скомпрометировать маркизу, которую и так подозревают в чрезмерном сочувствии нам.
Шлюпка летела стрелой под могучими гребками африканских геркулесов. В то же время граф приподнялся и непрерывно смотрел в сторону берега.
Возле калитки павильона, опираясь на пилястр, стояла прекрасная андалусийка; в руках она держала платок и время от времени махала им в знак расставанья; в нескольких шагах от нее находился буканьер, скрестивший руки на стволе своей аркебузы.
— Увижу ли я ее когда-нибудь? — вздыхал граф. — Конечно, если меня не убьют испанские ядра.
Он помахал на прощанье рукой и сел рядом с гасконцем, считавшим и пересчитывавшим свои дублоны.
— Что вы делаете, дон Баррехо? — спросил граф.
— Подсчитываю, сколько агуардьенте могли бы купить испанцы, если бы они убили меня и завладели этим маленьким сокровищем, — с серьезным видом объяснил гасконец.
— Идите к черту! — не удержался граф.
— Нет, он меня не захотел взять, и думаю, что хорошо сделал, потому что с гасконцами нелегко даже в аду; они бы уж там подрезали хвостики сыновьям Вельзевула. Мы ведь и вправду опасные люди!
— Он поступил трижды верно, — расхохотался Мендоса, — потому что теперь мы пропьем эти дублоны.
— О, приятель, один дублон вы мне должны. Вспомните.
— Заберете его у испанцев.
— Сделай то же самое, — ответил все так же серьезно гасконец.
Граф больше не обращал внимания на болтунов. Он то смотрел на исчезавший павильон маркизы, перед которым еще выделялись два темных пятна, то переводил взгляд на великолепный фрегат, грациозно покачивавшийся на рейде, натягивая цепи двух якорей, словно ему не терпелось уйти в море после такого долгого отдыха.
Шлюпка приблизилась к покрытому лесом мысу Тибурон; возможно, в этом лесу прятались испанцы, ожидая сигнала к атаке, потом отвернула к западу, и четверо негров, отложив весла, бросили сети.
— Они и в самом деле принимают нас за рыбаков? — спросил Мендоса у графа. — Не лучше ли держать курс в открытое море, чтобы в душах испанцев не зародилось сомнение и они не поприветствовали нас залпом своих пушек? Вы слышали, что говорила маркиза? Она ведь предположила, что в этом лесу спрятана вражеская артиллерия.
— Да, — ответил граф, казавшийся немного обеспокоенным. — Но есть еще кое-что другое, Мендоса.
— Что такое, капитан?
— Я заметил несколько больших шлюпок, плохо спрятанных в прибрежных зарослях. Они не могут принадлежать рыбакам, потому что здесь рядом нет никакой деревни.
— Тысяча акульих брюх! — выругался морской волк. — Они намерены атаковать фрегат?
— Вот этого я и боюсь, Мендоса.
— Мы сбросим их в море! — отрезал гасконец, не перестававший считать свои дублоны.
— А что, лейтенант знает о готовящейся атаке? — спросил Мендоса.
— Сеньор Верра не из тех людей, кто спит во время плаваний в опасных водах, — ответил граф. — Ставлю сотню пиастров против одного, что он уже подготовился к бою.
— Когда мы пристанем к фрегату?
— Подождем, когда будет заходить солнце. Не очень-то хочется компрометировать маркизу. Давайте ловить рыбу, и не будем обращать внимания на мое судно, хотя над нами и развевается испанский вымпел.
В это самое время негры стали вытаскивать сети, полные рыбы.
Немного погодя шлюпка возобновила движение под управлением Мендосы. Теперь она все больше отдалялась от мыса Тибурон, потому что люди в ней старались избежать неприятного сюрприза. Мендоса маневрировал таким образом, что шлюпка описывала широкий полукруг перед носом фрегата.
Еще пару раз негры забрасывали и выбирали сети, все время приносившие немало рыбы, потом, когда солнце уже готовилось погрузиться в море, шлюпка медленно направилась к фрегату, который уже зажег на юте два больших фонаря.
Мендодса, не отходивший от руля, направил шлюпку так, чтобы заставить испанцев поверить, что рыбаки хотят пройти мористее судна и попытать счастья в последний раз, прежде чем вернуться в купальный павильон маркизы.
Сын Красного корсара внимательно наблюдал за парусником, очертания которого уже начали теряться в сумерках.
Казалось, на борту царит абсолютное спокойствие. Слышалась только дробь барабана, созывавшего команду на ужин в межпалубном помещении, — и больше ничего.
— Сеньор граф, — сказал гасконец, когда исчез последний луч света, — пристанем?
— Подождите немного, нетерпеливый гасконец, — ответил сеньор ди Вентимилья. — Вы так спешите дать волю рукам?
— Не будь я авантюристом! И потом моя шпага засиделась без дела. Каждое утро она просит разрешения распороть кому-нибудь брюхо, но я никак не нахожу случая удовлетворить ее просьбы.
— Случай еще не раз представится, уверяю вас.
— Знаете, мы, гасконцы, …
— Да, всегда убиваете, — ответил граф с несколько ироничной улыбкой.
— Не будь я гасконцем, черт возьми! — сказал дон Баррехо.
— Мендоса!
— Капитан?
— Держите курс прямо на фрегат. Теперь испанцы уже не смогут заметить нас.
— А ну-ка за весла, язычники! — крикнул африканцам морской волк.
Темнота почти полностью накрыла маленький рейд, окутав и водное зеркало, и мыс Тибурон.
Шлюпка быстро пересекла расстояние, отделявшее ее от фрегата, подошла к борту судна, противоположному занятой испанцами стороне, дабы избежать опасности при вероятном обстреле.
